Роберт Рождественский - Лучшие стихи и песни

Отгадывают прошлое, фантазируют о нем, строят планы.

Подчистки в биографии поколения, в биографии страны. «Как невесту, родину мы любим». А биография невесты (и ее ближайших родственников) должна быть незапятнанной, идеальной. Так и старались.

Следователь при Сталине это, прежде всего, огромный физический труд. Как грузчик, землекоп, лесоруб. Надо было работать физически.

Все вместе мы жили там, где все было прекрасно, а вот каждый, взятый сам по себе, почему-то жил там, где имелись «отдельные недостатки».

Итак: впереди — потрясающе светлое будущее, позади — невыразимо темное прошлое.

Мы — люди — так и говорим: «из тьмы тысячелетий…», «из тьмы веков…».

Почему-то нам до сих пор нравится, что там — тьма.

«Тьма»?! Будто бы!

Да пусть будет благословенной «тьма», в которой появились, оформились библейские нравственные принципы! Я уж не говорю о высочайшей культуре — фантастической, потрясающей культуре!..

Однако мы не успокаиваемся. Мы опять повторяем: «с высоты сегодняшнего дня…» Так и хочется прошептать: «Из глубочайшей ямы сегодняшнего дня мы, запрокинув головы, вглядываемся в бездонную высоту прошлого…»

… что ни говори, а «разрушать до основанья» мы умели…

Начали с разрушения человеческой души и достигли в этом деле, пожалуй, самых больших успехов…

Ах, как хочется сегодняшнее понимание, сегодняшнюю осведомленность о прошлом незаметно распространить на себя — тогдашнего. Дескать, я и тогда видел, и тогда знал, а если не знал, то догадывался. Нет, неправда. Не знал, не догадывался.

Своеобразные способы определения людей.

У грузчиков, доставляющих в квартиры различные тяжести — шкафы, рояли, серванты и т. д., хозяева делятся на две категории:

на тех, которые говорят: «Осторожно! Руки!»

и на тех, которые говорят: «Осторожно! Мебель!!»

«Немец» — т. е. немой.

Именно так называли западных иноземцев на многих славянских языках. Понятно почему: этот человек вроде бы внешне похож на меня, а мычит и бормочет что-то непонятное. Как наши немые. Значит, он больной.

А я — здоровый. Я — точка отсчета, истина, окончательный суд.

Мой четырехлетний внук посмотрел по телевизору информационную программу и пришел ко мне.

— Ну, что? — спросил я. — Какие новости?

— Новости просто отвратительные…

Я засмеялся, услышав в голосе внука интонацию его отца.

— И что будем делать? — спросил я.

Внук вздохнул и ответил:

— Будем рисовать!..

Тот, кем я был тогда, в январе пятьдесят третьего года, был голоден и счастлив. Счастлив своей фанатической верой в то, что писали газеты и о чем вещало радио.

Я и в «вейсманистов-морганистов» поверил с ходу. Хотя знания мои по этой проблеме не превышали уровня карикатур в журнале «Крокодил».

Но то, что «вейсманисты-морганисты» отвратительны, было понятно каждому. Сами посудите: наш советский народ нуждается в хлебе, мясе, молоке, а ЭТИ — ученые! академики! — каких-то мух в пробирке выращивают! Не смешно ли?!

Поверил я и во врачей-отравителей». Ну, как же — они даже Горького отравили! Говорят, предложили перекрасить стены в его кабинете, а в краску намешали отравы. Вот он эту отраву вдыхал, вдыхал и — конец… Так что «врачи-убийцы» были для меня вполне реальным фактом… (Господи, да как же я мог думать такое?! Ведь у меня родная мать всю свою жизнь работала врачом!)

Однако думал именно так.

Даже, помню, большое стихотворение написал про «убийц в белых халатах».

Там, ближе к финалу, я заявил о том, что «есть на Дзержинке здание, в котором люди не дремлют…» А дальше сообщалось: «В котором знают хорошо, где черное, где белое. В просторный кабинет вошел Лаврентий Палыч Берия…»

Получалось: «наши» победили.

Такие вот дела…

Мне всегда будет стыдно за эти строки. До конца моих дней стыдно. И всегда будет страшно за себя — такого, каким я был…

Тот, кем я был тогда, смотрит на меня из января пятьдесят третьего горда. Смотрит, убежденный в своей правоте, радующийся своей молодости и своему счастью.

Он даже не догадывается, что это — счастье неведения . Что оно страшнее любой беды…

О, как мне хочется сегодня, сейчас скатиться по этой пологой лестнице прожитых дней туда — в пятьдесят третий и подбежать к самому себе, тогдашнему. Как мне хочется заглянуть ему в глаза, схватить «за грудки» и закричать: «Опомнись, дурак! Что ты делаешь?! Да оглянись вокруг, оглянись и подумай — что, в действительности происходит в стране!..»