Самуил Киссин - Легкое бремя

МАСТЕРИЦА. Это у Бурятиной? У ней все так. Намедни шляпку за шестьдесят пять рублей отхватила, а стала я ей лиловый лиф примерять, — подмышников нету, вся рубашка потная.

ХОЗЯЙКА. Вы, Софья Ивановна, заметили? — у нея правый бок на полтора сантиметра шире левого.

МАСТЕРИЦА. Я знаю. Придется юбку с левой стороны подложить.

Из мастерской слышно пение. Голосов пять поют:

Любила меня мать, уважала,

Что я ненаглядная дочь,

А я от нее убежала,

В холодную темную ночь.

Десяток коробочек спичек

В горячей воде разведу.

Потом я в спальне запруся,

Приму я отраву свою…

Отрава моя недорогая,

Она стоит всего лишь пятак,

А жизнь-то моя молодая, –

Ее отдам ни за так…

Во время пения наказанная девочка приходит посмотреть на часы.

ХОЗЯЙКА. Что же Лоскутина не идет? Через полчаса закроемся. (ПРИБИРАЕТ ЖУРНАЛЫ НА СТОЛЕ).

МАСТЕРИЦА (ХОЗЯЙКЕ). Марья Матвеевна, на какие это она деньги так шьет? Живет она с кем, что ли?

ХОЗЯЙКА. А Барабанов-то?

МАСТЕРИЦА. Он что же, служит где или так?

ХОЗЯЙКА. Кавалергард.

МАСТЕРИЦА. А!

Входит заказчица.

ЗАКАЗЧИЦА. Здравствуйе, мадам Пфлинте. Готов мне лиф?

ХОЗЯЙКА. Как же, только вас и ждем, пора запирать.

ЗАКАЗЧИЦА. Простите, Бога ради, что задержала. У меня была одна дама с визитом, еле ушла.

Задергивает занавеску со стороны улицы. Заказчица примеряет лиф и юбку. Мастерица ползает на четвереньках, с булавками во рту. Девочки бегают взад и вперед. Слышны замечания.

— Вы и юбку примерите?

— Да, пожалуйста.

— Здесь надо будет заколоть.

— А на спине не морщит?

— Вы какими духами душитесь? — и т. д.

Заказчица одевается и уходит. Проходят мастерицы. Оне кланяются хозяйке. Хозяйка что-то записывает у конторки. Две мастерицы. Слышны слова: "Так она себе выкидыш сделала". Хозяйка запирает магазин уходит в мастерскую. Сцена пуста. Манекены потягиваются. ПОЭТ перестал шататься перед окнами. Тогда кукла на окне быстро поворачивается на подставке, так что виден только метнувшийся локон. Манекены опять застывают. Тогда в окне показывается НЕГР, грозит кулаком.

НЕГР. Я вам отомщу! (СКРЫВАЕТСЯ).

ЗАНАВЕС.

ДЕЙСТВИЕ 3.

Вагон трамвая в поперечном разрезе. Вечер, электричество. Все время гуденье трамвая. Звонки. Электричество то меркнет, то горит ярче. Едут давно и далеко. Никто не выходит и не входит. Пассажиры в большинстве студентки и курсистки. Дремлют, плавно покачиваясь. Видна стеклянная передняя площадка вагона. Вагоновожатый порой оглядывается. Тогда его голова — голова не то циклопа, не то водолаза — ярко освещает вагон. Его единственный глаз пылает. В один из поворотов вагоновожатого за его спиной показывается НЕГР. Он потрясает кулаком и кричит:

— Я вам отомщу!

Слышен хряск, некоторые вскидывают головы, но потом дремлют и качаются вновь. За сценой шум.

ЗАНАВЕС.

ВМЕСТО ОСТАЛЬНЫХ ДЕЙСТВИЙ.

Занавес долго не поднимается. После поднятия его сцена представляет просторный зал, розовый с серебром. Входы арками с трех сторон. Мебель шелковая, тоже розовая с серебром. Никого нет. Затем входит МАШИНИСТ. Он в синей рубахе и жилете. По жилету серебряная цепь. Прихрамывает на левую ногу.

МАШИНИСТ. Вот, господа, дело какое вышло. В нашем театре машины очень хорошо устроены. Пустили нынче трамвай настоящий. Негр не поберегся, его и раздавило на смерть. (НЕОЖИДАННО В ПАТЕТИЧЕСКОМ ТОНЕ). И вы никогда не узнаете мести негра! (ПРЕЖНИМ ТОНОМ). Так что, если кто не доволен, может за два недосмотренных действия получить в кассе две пятых стоимости билета, за вычетом, разумеется, благотворительного сбора.

занавес.

1908

1.

Местами песок кажется розовым, местами белым, как соль. Сползая на пологую, уходящую в озеро, чуть прикрытую водой косу, клонится молодой ивняк.

Легонькими толчками гоню я лодку на середину озера. Там перестаю грести, закуриваю папиросу и смотрю по сторонам. На густые щетины камышей, на мели, на воду, не яркую, не темную, а спокойного, черного с тусклым блеском цвета. Смотрю на небо, которое никогда не бывает здесь сине.

Слава Богу. Здесь — никаких страстей и никаких идиллий. Просто можно спокойно прожить два-три месяца, не заботясь о заработке и мирно скучая на озере, читая какие попало книги с чердака.

В моих мыслях и действиях замечается смешная преднамеренность. Так, сегодня ночью я не спал. Вышел из дому и гулял по саду. Очень высокие липы посажены то правильными аллеями, то как попало. Туи пониже. Клумбы с цветами казались таинственными. Поднеси фонарь — и на клумбе могут оказаться такие вещи, каких не увидишь днем. Озеро издали блестело и было бесшумно. Душное небо плавало наверху. И мне было приятно сознавать, что я не кисну, не шепчу, расплываясь от духоты и бессонницы: «милые мои деревья! милое мое озеро!» — а просто гуляю и ни за что не хочу киснуть. Вот какая у меня преднамеренность. Впрочем, я, может быть, употребляю не то слово. Но как назвать это иначе, я не знаю.