Юлия Друнина - Стихотворения (1942–1969)

Я не привыкла,
Чтоб меня жалели,
Я тем гордилась, что среди огня
Мужчины в окровавленных шинелях
На помощь звали девушку —
Меня…

Но в этот вечер,
Мирный, зимний, белый,
Припоминать былое не хочу,
И женщиной —
Растерянной, несмелой —
Я припадаю к твоему плечу.

Морячок идет по городу —
Бескозырка,
Брюки клеш.
Он вышагивает гордо:
Понимает, что хорош.

Ах, походочка вразвалку,
Блеск надраенных штиблет
Шутят девушки:
— Как жалко,
Что матросу… десять лет!

Я любила твой смех,
Твой голос.
Я за душу твою
Боролась.
А душа-то была
Чужою,
А душа-то была
Со ржою.
Но твердила любовь:
«Так что же?
Эту ржавчину
Уничтожу».
Были бури.
И были штили.
Ах, какие пожары
Были!
Только вот ведь
Какое дело —
В том огне
Я одна горела:
Ржа навеки
Осталась ржою,
А чужая душа —
Чужою…

Откуда в толстухе курносой,
Недавно к нам въехавшей в дом,
Так много мещанского форсу?
Соседкам кивает с трудом.
Горда с подчиненными мужа,
К ней с просьбой о соли не лезь.
Что слабую голову кружит,
Откуда нерусская спесь?
…Работница моет посуду,
Скучает «сама» у окна…
Откуда такая, откуда?
Во всем нашем доме одна!
Идут пересуды по жакту,
Мальчишки хохочут опять:
«Такой бы ворочать, как трактор,
На ней бы возить да пахать!»
И правда — из девочки слабой
Она превратилась теперь
В огромную дюжую бабу,
Едва проходящую в дверь.
И пусть поправлялась бы с миром —
Была бы душой хороша!
Да жалко и страшно, что жиром
Порой заплывает душа…

Сорваны двери с петель.
Порохом воздух пропах.
Гудит революции ветер
В оборванных проводах.

Сухо щелкают пули
В стены глухих домов.
Красногвардейцы уснули
Возле ночных костров.

В кожанке, в кепке мятой
У боевых пирамид
Красногвардеец Ната
На карауле стоит.

Где-то в ночи таятся
Последние юнкера.
Девушке восемнадцать
Исполнилось лишь вчера.

Смотрю на нее сквозь годы
И юность свою узнаю:
Идут ополченцев взводы,
В нестройном идут строю.

Неспевшимися голосами
Поют о священной войне.
И полковое знамя
Мечется в вышине.

В большом полушубке овчинном
Девчонка идет с полком,
Подтягивая мужчинам
Простуженным голоском.

Юность! Легко шагая,
Ты скрылась навек в огне.
Но вышла юность другая
Сегодня навстречу мне.

Поземка метет и кружит —
В тайге не найти дорог.
Дрожит от сибирской стужи
Палаточный городок.

По Цельсию снова тридцать.
Работа здесь нелегка.
Снимешь на миг рукавицу —
Белеет твоя рука.

Морозами продубленная,
Земля — лишь коснись — поет.
Здесь первые эшелоны
Возводят в тайге завод.

И стужа напрасно тужится,
Все ветры в бой побросав:
Стоит, словно памятник мужеству,
Девушка на лесах.

Я взгляда не отрываю
От девушки в вышине —
То юность моя боевая
Машет рукою мне.

Кто говорит, что умер Дон-Кихот?
Вы этому, пожалуйста, не верьте:
Он неподвластен времени и смерти,
Он в новый собирается поход.
Пусть жизнь его невзгодами полна —
Он носит раны, словно ордена!

А ветряные мельницы скрипят,
У Санчо Пансы равнодушный взгляд —
Ему-то совершенно не с руки
Большие, как медали, синяки.
И знает он, что испокон веков
На благородстве ловят чудаков,
Что прежде, чем кого-нибудь спасешь,
Разбойничий получишь в спину нож…
К тому ж спокойней дома, чем в седле…

Но рыцари остались на земле!
Кто говорит, что умер Дон-Кихот?
Он в новый собирается поход!
Кто говорит, что умер Дон-Кихот?

Мы — современники ракетных,
Летящих к звездам кораблей.
Что нам, казалось бы, до бедных
Курлыкающих журавлей?