Дмитрий Лунин - Ночной прохожий

Он выползает на улицу как обычные граждане
за какой-нибудь мелочью, скажем, купить кефира.
Он лучше других замечает, что все в этом мире продажно.
Сон его крепок,
будто он перед этим вдохнул эфира.

По ночам у него не бывает проблем с бессонницей.
Он видит сны, в которых себя ощущает фельдмаршалом,
где любой, едва заметив его, сразу по струнке строится…

Проснувшись,
он долго не может избавиться от походки маршевой.

Люди.

Живите спокойно, не замечайте нелепостей.
Но не дай вам Бог дожить до того момента,
когда рухнет весь мир, как когда-то рушились крепости.
и власть обретет человек, не имеющий документов.

Стрелки часов еле слышно шевелятся…
напоминая про времени трату.
Почти до краев заполнена пепельница.
На столике — сборник стихов Макграта.

Знаю, к утру, верно, что-то изменится.
Мысль об этом засела в мозгах прочно…

Лень читать
или вытряхнуть пепельницу.

Но что-то изменится.
Это точно.

Тысячи раз обруган,
но мозг мой полон идей.
Я выучусь на хирурга
и буду резать людей.

Жизнь городов, не отмеченных на карте
сложней, чем уравнения с иксами и игреками,
напоминающая шахматную партию,
где белые начинают, но не всегда выигрывают,
где говорили, но толком ничего не сказали,
где относительна даже смена времени года,
жизнь городов с остекленевшими напрочь глазами,
где кровь сочится из каждого водопровода,
где лишь умирая, чувствуешь наконец тепло,
где на милосердие втройне возросла цена,
жизнь городов, где даже через оранжевое стекло
видны только серые тона,
жизнь городов, из которых выехать не помогут визы
таит в себе обреченность для тех, кто постиг
жизнь, которую не показывают по телевизору,
и о которой не пишут книг.

Как Америку открывающий мореплаватель Колумб,
открываю слова.

Можно письменно,
лучше устно.

14-летняя девочка, севшая на иглу,
лучше меня разбирается в искусстве,
которое призвано освещать
жизни мглу,
которое самое важное, что есть на свете…

14-летняя девочка, севшая на иглу,
не отчаивайся и знай:
я с тобою вместе
до доски гробовой крест свой буду волочь
по прогнившей земле, не замедляясь ни на секунду…

Слышишь, как тяжкой поступью надвигается ночь?!

Если хочешь, я даже стихов писать не буду,
я буду как все,
потеряю себя,
наплюю
на чье угодно творчество…

Может виденья тебя теребят?

Ответь, умоляю:
чего тебе хочется?

Высочайшая истина — это ложь.

Но это осознаешь
лишь закопанным
в деревянной коробке…

Вероятно,
со временем ты подрастешь,
если раньше не сдохнешь от передозировки.

Но я твердо знаю, ты будешь жить,
может, самым красивейшим цветком
на всех в мире клумбах…

А я безуспешно
пытаюсь отделить правду от лжи,
хотя мир наш давно
не нуждается в колумбах…

Ты удаляешься от меня как автомобиль,
мчащийся на огромной скорости,
и уже не в состоянии разглядеть
не только меня,
но даже улицу или город.
Помню: ты обладала,
пусть ложной, но все-таки скромностью,
а я же,
как казалось тебе в те времена,
был слишком молод,
Чтобы по-новому устроить
никчемный свой быт,
чтобы в случае ошибки,
попытаться начать все сначала…

Но, знаешь:
даже если кто-то
тобой насовсем позабыт,
в подсознании
оседают воспоминания
как камни на дно у причала.

В те времена
все происходящее представлялось
ну просто идиллией, или же сказочной повестью,
да только вот оказалось,
что ласки
бывают опаснее пороха…

Ты удаляешься от меня
как автомобиль на огромной скорости,
оставляя меня
в этом замкнутом круге
совершенно мне чуждого города.

Говорят, из-за нехватки кислорода — хочется спать,
но, по-моему, чаще засыпаешь от усталости
житейской возни,
вспоминая, что в мире число континентов — пять,
но твое присутствие терпят
лишь на одном из них.