Антонин Ладинский - Роза и чума

Не требуйте от глупой птицы,
От курицы, чтоб этот жир
Вдруг стал подобием орлицы
И с облаков взглянул на мир.

Ей жить приятно за оградой,
В курятнике, вдали от бед,
Ей небо кажется громадой,
Где милых куч навозных нет.

Вполне довольна прозябаньем
Ее куриная душа,
По мнению ее — страданье
Не стоит медного гроша.

Она не знает в упоеньи,
Что в лаврах ей, но не в венке,
В ближайшее же воскресенье
Вариться в суповом котле.

Всю ночь под лампочкой убогой
Он пишет и читает вслух.
Его владенья — стол трехногий
С чернильницею, полной мух.

Но в темноте он воспевает
Блаженный солнечный восход,
И муза нежно отирает
Со лба пылающего пот.

Значит, ты не червь, не раб, не прах,
Если ты страдаешь так, созданье,
Если слезы на твоих глазах
И обуглен рот, твое дыханье…

Все в инее. Летит экспресс
Средь пихт и лиственниц Сибири.
Летит! Вечнозеленый лес,
Как бы в охотничьем мундире,

Глядится в зеркало зимы.
Олень прекрасными глазами
Глядит на горизонт. А мы
Как дети тешимся снежками.

Влетает поезд в белый сад
И лучших на земле румяных
Сибирских молодых солдат
Везет, как в северных романах.

Они поют под стук колес
И на гармонии играют.
Под музыку о царстве роз
Деревья в инее мечтают.

Под музыку среди древес
Летают белки как по вантам,
Сороки украшают лес
Подобно черно-белым бантам.

Лиса ушами шевелит,
И тяжко думают медведи, —
С лисой, что в баснях все хитрит,
Они крыловские соседи.

Садится птица на суку
Вся в черно-белом опереньи,
И с ветки горсточка снежку
Вдруг падает. Как в сновиденьи!

Вся эта русская зима,
С морозом и оледененьем,
Не безнадежность и не тьма,
А крепкий сон пред пробужденьем.

В беседе пылкой
Любя весь мир
И за бутылкой
Устроив пир,

Сошлась в трактире
Одна семья —
На братском пире
Компания:

Любовь, бродяжка
И стихоплет,
И деревяшка —
Все свой народ.

Солдат про славу
Нам говорил,
Как по уставу
Он кровь пролил.

Себя настроив
Как на хорал,
Про век героев
Поэт сказал.

Но пусть пшеница
В полях шумит,
И на странице
Перо скрипит,

Пусть пахарь плугом
Вздымает век,
И мир к лачугам
Слетит навек.

Ты — ниже травинки и тише воды.
Подобная жизнь — как букашка —
Ползет и трепещет у края воды,
И радость ее — полевая ромашка.

И люди глядят с олимпийских высот
На это старанье, пыхтенье и муки,
На этот безвольный и маленький рот,
На эти неловкие слабые руки.

Но в грозной акустике царственных зал,
В оркестре любви и в садах мирозданья,
И твой небольшой голосок прозвучал
Негромкой, но чистою нотой страданья.

Прославим гений Пушкина!
Рассвет над Альпами!
Суворова в алмазах!
Да чтут народы гром его побед
И петушиный крик в его проказах.

Прославим книжный труд,
Любовь к стихам
И честные рабочие мозоли!
Восходит пушкинское солнце там,
Где весь народ как бы в огромной школе.

Учитесь, дети!
В школьной тишине
Пишите в ученической тетради:
— Наш гений — Пушкин…
Гремят в огромной вышине
Стихи его на голубой эстраде.

Ты — остров в пальмах,
Непонятный стих,
Земля, где нет бывало человека.
И в тихой бухте
Серых глаз твоих
Стоит корабль XV века.

Тяжелый якорь опустив на дно,
Глядят
Мечтательные мореходы,
Как в вымытое хорошо окно, —
На свежесть
Этой пальмовой природы.

Какая свежесть!
Утро стихотворных строк!
Какие раковины! Перед нами
Летит
Цветкообразный мотылек
Над бабочкоподобными цветами.

Он сделал гордым наш язык, а нас
Он научил быть верными в разлуке.
И как Онегин миллионы раз
России нашей мы целуем руки!