Антонин Ладинский - Роза и чума

Скучно, если все — в теплице.
Если в жизни наперед
Нумерованы страницы
И расчитан каждый год.

Только тем, что непохожи
На других, на всех людей,
Жребий дан из царской ложи
Созерцать игру страстей,

С высоты на мирозданье
Потрясенное взирать
И в театре, где страданье,
Больше всех самим страдать.

Ты в мире как в море,
Где черные хмары.
Ты — Мэри, ты — в хоре,
Где голос Тамары.

Ты — ласточка в буре,
Где парус весь в дырах
И гибель лазури.
Ты — кровь на мундирах.

Но в мире, омытом
Твоими слезами
И бурей разбитом,
Восходит над нами —

Над домом невежды,
Над замком поэта —
Светило надежды
Под щебет рассвета.

И в море страданья, —
Мы знаем, — как реки
Два чистых дыханья
Сольются навеки.

Твоя душа — прекрасный
Пустой огромный зал,
Где мрамор беспристрастный
И холодок зеркал.

Таких размеров рамы
Задуманы судьбой
Для музыки, для драмы,
Для бури голубой.

В таких холодных зданьях
Витает тишина,
И в окнах как в зияньях
Плывет всю ночь луна.

Но вспыхнет люстр хрустальных
Сияний миллион
И в грохотах рояльных
Мир будет потрясен.

Так и твое дыханье:
Полюбишь ты потом,
И музыкой страданья
Наполнится твой дом.

Под звездами и облаками
Стоит высокая гора —
Чистейший снег в альпийской раме,
Тирольского рожка игра.

Ты там живешь. Почти в небесной
Стране из ледников и троп,
Склонив над пропастью телесной
Высокий и прекрасный лоб.

Двух данных точек расстоянье
Мы постигаем на лету,
Но хватит ли у нас дыханья
Взойти на эту высоту?

Теодолит есть глаз науки…
Но цифрам всем наперекор
Мы к счастью простираем руки,
И я иду на приступ гор.

В моей стране, средь бурь и зим,
Стоит дубовый прочный дом.
Валит из труб высокий дым,
И есть тепло в жилище том.

Как бедный путник одинок,
Когда вокруг холодный снег…
Узрев в окошке огонек,
Попроситесь вы на ночлег.

Хозяин отопрет вам дверь.
Вы скажите, что вы поэт,
Что дом ваш — мир, но крыши нет,
Что холод как жестокий зверь.

Вы скажите: — Мой путь в стихе,
Я шел, где пальмы, где Урал,
Но заблудился в чепухе
И в этот зимний мир попал…

Такая малая она на вид,
Но таковы небес большие планы:
Немного перышек, а так летит
Ее душа в возвышенные страны!

И как она умеет жить и петь!
С горошиною в горле, со слезами,
Сильнее, чем больших оркестров медь,
С закрытыми от нежности глазами.

Такой, что рвется в высоту небес,
Не наш курятник нужен и не клетка,
А весь огромный мир и лунный лес,
Концерт, а не болтливая соседка.

Не во дворце и не в шелку
Он пишет каждую строку.
А в бедной хижине, в плюще,
В дырявом голубом плаще.
На чердаке огонь горит.
Поэт, он на соломе спит.

Но жизнь поэта не кровать,
Чтобы лениться или спать,
А важный и высокий труд
И над стихом народный суд.

Не ошибется Судия,
Во мрак забвенья низведя
Посредственность и пустоту
И малодушную мечту.

Чтоб жить — терпение воловье.
И зная твой непрочный дом,
И слабое твое здоровье,
Я беспокоился о том,

Как ты перелетишь темницу,
Покинешь этот скучный бал
И ночью перейдешь границу,
Где черный лес и много скал.

В лесу железные колючки
Рвут жадно платье из тафты,
Но спряталась луна за тучки,
И тенью проскользнула ты.

Потом, пролив слезу как братья,
Найдут средь терний пастухи
Кусочек голубого платья,
В бутылочке твои духи,

Твой милый голос в ранней птице,
Под дубом туфельку твою,
Но ты уж будешь заграницей, —
В Италии или в раю.

Я думал: жалок человек!
Ничтожный план, пустое место!
А ведь какой высокий век —
Герои из такого теста!