Илья Сельвинский - Стихи

Рядом истерзанная еврейка. При ней ребенок. Совсем как во сне. С какой заботой детская шейка Повязана маминым серым кашне... Матери сердцу не изменили: Идя на расстрел, под пулю идя, За час, за полчаса до могилы Мать от простуды спасала дитя. Но даже и смерть для них не разлука: Невластны теперь над ними враги И рыжая струйка

из детского уха Стекает

1000

в горсть

материнской

руки.

Как страшно об этом писать. Как жутко. Но надо. Надо! Пиши! Фашизму теперь не отделаться шуткой: Ты вымерил низость фашистской души, Ты осознал во всей ее фальши "Сентиментальность" пруссацких грез, Так пусть же

сквозь их

голубые

вальсы Торчит материнская эта горсть.

Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней, Ты за руку их поймал - уличи! Ты видишь, как пулею бронебойной Дробили нас палачи, Так загреми же, как Дант, как Овидий, Пусть зарыдает природа сама, Если

все это

сам ты

видел И не сошел с ума.

Но молча стою я над страшной могилой. Что слова? Истлели слова. Было время - писал я о милой, О щелканье соловья.

Казалось бы, что в этой теме такого? Правда? А между тем Попробуй найти настоящее слово Даже для этих тем.

А тут? Да ведь тут же нервы, как луки, Но строчки... глуше вареных вязиг. Нет, товарищи: этой муки Не выразит язык.

Он слишком привычен, поэтому бледен. Слишком изящен, поэтому скуп, К неумолимой грамматике сведен Каждый крик, слетающий с губ.

Здесь нужно бы... Нужно созвать бы вече, Из всех племен от древка до древка И взять от каждого все человечье, Все, прорвавшееся сквозь века,Вопли, хрипы, вздохи и стоны, Эхо нашествий, погромов, резни... Не это ль

наречье

муки бездонной

Словам искомым сродни?

Но есть у нас и такая речь, Которая всяких слов горячее: Врагов осыпает проклятьем картечь. Глаголом пророков гремят батареи. Вы слышите трубы на рубежах? Смятение... Крики... Бледнеют громилы. Бегут! Но некуда им убежать От вашей кровавой могилы.

Ослабьте же мышцы. Прикройте веки. Травою взойдите у этих высот. Кто вас увидел, отныне навеки Все ваши раны в душе унесет.

Ров... Поэмой ли скажешь о нем? Семь тысяч трупов.

Семиты... Славяне... Да! Об этом нельзя словами. Огнем! Только огнем! 1942, Керчь Русская советская поэзия. Под ред. Л.П.Кременцова. Ленинград: Просвещение, 1988.

КАЗАЧЬЯ ШУТОЧНАЯ Черноглазая казачка Подковала мне коня, Серебро с меня спросила, Труд не дорого ценя.

- Как зовут тебя, молодка? А молодка говорит: - Имя ты мое почуешь Из-под топота копыт.

Я по улице поехал, По дороге поскакал, По тропинке между бурых, Между бурых между скал:

Маша? Зина? Даша? Нина? Все как будто не она... "Ка-тя! Ка-тя!" - высекают Мне подковы скакуна.

С той поры,- хоть шагом еду, Хоть галопом поскачу,"Катя! Катя! Катерина!" Неотвязно я шепчу.

Что за бестолочь такая? У меня ж другая есть. Но уж Катю, будто песню, Из души, брат, не известь:

Черноокая казачка Подковала мне коня, Заодно уж мимоходом Приковала и меня. 1943 Русская советская поэзия. Под ред. Л.П.Кременцова. Ленинград: Просвещение, 1988.

ТАМАНЬ Когда в кавказском кавполку я вижу казака На белоногом скакуне гнедого косяка, В черкеске с красною душой и в каске набекрень, Который хату до сих пор еще зовет "курень",Меня не надо просвещать, его окликну я: "Здорово, конный человек, таманская земля!"

От Крымской от станицы до Чушки до косы Я обошел твои, Тамань, усатые овсы, Я знаю плавней боевых кровавое гнильцо, Я хату каждую твою могу узнать в лицо. Бывало, с фронта привезешь от казака письмо Усадят гостя на топчан под саблею с тесьмой, И небольшой крестьянский зал в обоях из газет Портретами станичников начнет на вас глазеть. Три самовара закипят, три лампы зажужжат, Три девушки наперебой вам голову вскружат, Покуда мать не закричит и, взяв турецкий таз, Как золотистого коня, не выкупает вас.

Тамань моя, Тамань моя, форпост моей страны! Я полюбил в тебе уклад батальной старины, Я полюбил твой ветерок военно-полевой, Твои гортанные ручьи и гордый говор твой. Кавалерийская земля! Тебя не полонить, Хоть и бомбежкой 1000 распахать, пехотой боронить. Чужое знамя над тобой, чужая речь в дому, Но знает враг:

никогда

не сдашься ты ему. Тамань моя, Тамань моя! Весенней кутерьмой Не рвется стриж с такой тоской издалека домой, С какую тянутся к тебе через огонь и сны Твои казацкие полки, кубанские сыны.

Мы отстоим тебя, Тамань, за то, что ты века Стояла грудью боевой у русского древка; За то, что где бы ни дралось, развеяв чубовье, Всегда мечтаю о тебе казачество твое; За этот дом, за этот сад, за море во дворе, За красный парус на заре, за чаек в серебре, За смех казачек молодых, за эти песни их, За то, что Лермонтов бродил на берегах твоих. 1943 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.