Но разве ей ответишь,
Какие тут дела?
Приказ уйти на месяц
Подлодка приняла.
Нагни пониже голову —
Воды идет стена.
Раз Северный — так холодно,
Раз флот — то по волнам.
И нет побережий вдали,
Лишь гидролокатор поет.
И пять океанов земли
Качают Северный флот.
Ты, мама, не печалься —
Под штормом, подо льдом,
Усталые отчасти,
Мы в порт родной придем.
Простеганная солоно,
Судьба досталась нам.
Раз Северный — так холодно,
Раз флот — то по волнам.
А где-то идут корабли,
Сигнальщик натянет капот.
И пять океанов земли
Качают Северный флот.
1968
И снова тревожные метеосводки
Предчувствуют ветров полет.
Обросшие льдами подводные лодки
Уходят под паковый лед.
Под звездами где-то пилоты летят,
Локаторный верен дозор.
Стальными глазами ракеты глядят
За черный от бурь горизонт.
И штурман проложит далекий маршрут,
Где ветер в лицо да в лицо.
Идут корабли, и подлодки идут
Дорогой героев-отцов.
Покуда наше сердце бьется,
Мы будем здесь стоять, сильны,
Мы — моряки-североморцы,
Северовоины страны.
1968
«Я бы новую жизнь своровал бы, как вор…»
Я бы новую жизнь своровал бы, как вор,
Я бы летчиком стал, это знаю я точно.
И команду такую: «Винты на упор!» —
Отдавал бы, как Бог, домодедовской ночью.
Под моею рукой чей-то город лежит,
И крепчает мороз, и долдонят капели.
И постели метелей, и звезд миражи
Освещали б мой путь в синеглазом апреле.
Ну а будь у меня двадцать жизней подряд,
Я бы стал бы врачом районной больницы.
И не ждал ничего, и лечил бы ребят,
И крестьян бы учил, как им не простудиться.
Под моею рукой чьи-то жизни лежат,
Я им новая мать, я их снова рожаю.
И в затылок мне дышит старик Гиппократ,
И меня в отпуска все село провожает.
Ну а будь у меня сто веков впереди,
Я бы песни забыл, я бы стал астрономом.
И прогнал бы друзей, просыпался б один,
Навсегда отрешась от успеха земного.
Под моею рукой чьи-то звезды лежат.
Я спускаюсь в кафе, будто всплывшая лодка.
Здесь по-прежнему жизнь! Тороплюсь я назад
И по небу иду капитанской походкой.
Но ведь я пошутил. Я спускаюсь с небес,
Перед утром курю, как солдат перед боем.
Свой единственный век отдаю я тебе —
Все, что будет со мной, это будет с тобою.
Под моею рукой твои плечи лежат,
И проходит сквозь нас дня и ночи граница.
И у сына в руке старый мишка зажат,
Как усталый король, обнимающий принца.
1968
Тонкой стрункой висит паутинка,
И от солнца смычок косой.
Мы с майором идем по тропинке
В пасторальнейшем из лесов.
Все меняется в волнах рассвета,
Все у времени на крыле…
Неподвижно стоят лишь ракеты
На вращающейся земле.
По бетонным бункерам гулким —
Тишина, одна тишина.
Перекрестки — как переулки,
Одинокий фонарь — луна.
Шутки в сторону — дверь распахнулась,
Глубина молчит бирюзой,
И из пропасти впрямь пахнуло
Небывалой еще грозой.
Машинально достал папиросу.
«Не положено». — «Виноват!»
Мне б как раз задавать вопросы,
Ну а я не найду слова.
Перед мощью стою такою,
Что в глаза никогда не видал,
И стараюсь казаться спокойным,
И гляжу на этот металл.
Что бы сделали с нашей планетой
И особенно с нашей страной,
Если б не было этой ракеты,
И не только ее одной.
И майор задумался что-то,
Смотрит мимо в свое, в свое…
Может, вспомнил он ту пехоту,
С кем прошел через дым боев,
Как в прицелах «сорокапяток»
Танки шли посреди жнивья,
Как стояли насмерть ребята
Возле города Верея.
Наверху, над толщей бетона,
Происходит все тот же день,
Провода поют монотонно,
Солнце прыгает по воде.
И красиво, очень красиво
Над землей стоит высота.
Я майору сказал: «Спасибо!»
Просто так сказал, просто так.
И запрыгала вновь машина,
Колесом попав в колею.
У майора два чудных сына
Строят планер — носы в клею.
Ах как рады мальчишки лету —
Рыба в речке, картошка в золе…
Неподвижно стоят ракеты
На вращающейся земле.
1968
«В кабинете Гагарина тихо…»
В кабинете Гагарина тихо.
Тихо-тихо. Часы не идут…
Где-то вспыхнул тот пламенный вихрь
И закрыл облаками звезду.
Только тихо пройдут экскурсанты,
Только звякнет за шторой луна.
И висит невесомым десантом
Неоконченная тишина.
Читать дальше