Юрий Визбор - т.1 Стихотворения и песни

Привезу я ваших ребят
И два дня отдохну сама,
И товарищи мне трубят:
«Кострома» пришла, «Кострома»!

Я родился на волжском просторе
И, конечно, в душе капитан.
Шла ты, Волга, в Каспийское море,
А пришла в мировой океан.
Во дворе, меж военных развалин,
Где белье, где стучит домино,
Паруса путешествий вставали
И вставала страна за страной.
То на «Бигле», а то на «Палладе» я
Вез в мечтах романтический груз.
И явилась однажды Исландия.
Покачнуло корабль «Златоуст»,
И не вышел я к ней на свидание.
Я лежу — кандидат в мертвецы.
Трое суток лежу без сознания.
Только слышу: аппендицит.
Только вижу: фельдшер-милаха
Все меняет на мне белье,
Лед заталкивает под рубаху,
Над термометром слезы льет.
И лежит рядом кореш мой, Мишка,
Говорит, как на Страшном суде:
«Нам обоим, выходит, крышка.
Оперировать надо. А где?»
Но на грани бреда и яви
Слышим — будто с самих облаков,
Что согласен город Рейкьявик
Попытаться спасти рыбаков.
Нас с Мишаней перегружали —
Осторожно, не расплескать!
Тормоза у машин визжали,
И трубил «Златоуст»: «Пока!»
Умирал. Воскресал опять я.
Падал с солнца на снежный наст.
В госпитальном лифте распятие
Очень грустно смотрело на нас.
Операция. Утро. «Можете
Их кормить». И томатный сок
Нам давали из чайных ложечек,
Причитая: «Храни вас Бог!»
Нам идут и идут послания
От чужих людей, от дружков.
Нам здоровья желает Исландия,
Край потомственных рыбаков.
Но приходит конец печали —
«Полежал, браток, на боку!»
Мы по русскому хлебу скучали
И по русскому языку.
И не можете вы представить
Это чувство: опять спасен!
До свидания, город Рейкьявик,
И спасибо тебе за все!

На море снег, на море снег,
Вот две воды собрались вместе.
Вздыхая на крутой волне,
Наш «рыбачок» квадрат свой крестит.
И чей-то плач и чей-то смех
В радиограммы проникает,
Голубоглазый мой стармех
Экзюпери всю ночь читает.
На море снег, на море снег.
Ночной полет. И почта срочна.
Ты приготовься, мой стармех:
Пилот погибнет. Это точно.
Стармех бросает коробок
И курит «Солнце» — сигарету.
К стеклу прильнув широким лбом,
Глядит на мокрую планету.
Ты сам мне лучше расскажи,
Как ты в ночи неразрешимой
Метелей белые ножи
Разламывал своей машиной.
Как, пробиваясь через льды,
Где — помнишь? — винт свое не дожил,
Корабль твой вышел из беды,
На айсберг с мачтами похожий.
И как вставали корабли
Поверх волны — и зло, и круто.
И Антуан Экзюпери
Вот здесь скрестил с тобой маршруты.
На море снег, на море снег,
И не видать в погоде сдвига.
Рукой замасленной стармех
Сжимает маленькую книгу.
Издалека, издалека,
У океанов в изголовье,
Запрятав мачты в облака,
Идет наш тральщик. Рыбу ловит.

У рыбаков повсюду
Примета из примет:
Корреспондент на судно —
Улова нет как нет.
Конечно, это шутки —
Работаешь, не ждешь.
Бывает, что за сутки
Недельный план возьмешь.
Бывает и другое.
Но труд везде один.
Судьба — она судьбою,
А ты вперед гляди…
И под конец резонно
Добавил капитан:
— У рыб — свои законы,
У рыбаков — свой план.

Трактора стоят среди дороги,
Замерзают черти на ветру,
И размеров сорок пятых ноги
Жмутся к придорожному костру.

На снежинку падает снежинка,
Заметая дальние края.
Как ты далеко, река Неглинка —
Улица московская моя.

Здесь другие реки, покрупнее,
Прорубей дымятся зеркала.
Тросы на морозе каменеют,
Рвутся тросы, словно из стекла.

Ой, да что столица мне, ребята,
Мне шагать бы с вами целый век,
Чтоб сказали где-то и когда-то:
«Вот москвич — хороший человек».

И любая малая былинка
Мерзнет посреди сибирских льдов.
Реки, реки — ни одной Неглинки,
Только лишь названья городов.

На снежинку падает снежинка,
Заметая дальние края.
Как ты далеко, река Неглинка —
Улица московская моя.

…Как песни, перетертые до дыр,
Свистали над колышущимся строем!
И запевала — младший командир, —
Горланил я про самое простое.
И тем те песни были хороши,
Что музе в них присутствовать не нужно,
Но можно было крикнуть от души.
Бессмысленно. Всем вместе. Очень дружно.
Пропахли дни дыханьем костровым
Смолистых дней в полуночном сожженье
И запахом болотистой травы,
Меж валунов наполненной движеньем.
Спешит и обжигается солдат —
Таранит котелок горячей каши.
На ель свой крест повесил медсанбат,
А вот торчат антенны роты нашей.
И часовой выспрашивал пароль,
И ветер жмет в ущелье непогоду,
И слышен сквозь морзянку рок энд ролл,
Тогда еще входивший в моду.
Радисты мы. Таинственная связь
Рождается под нашими руками:
К столу сражений подаем мы связь —
Напиток драгоценный. Пить глотками.
Но нет войны. Мы курим на подножке
Моей радиостанции. И вот
Рассвет луну засовывает в ножны
Ущелья каменистого того.
Выходит день на праздничную сцену,
И ветры, парусами шевеля,
Качают одинокую антенну,
Колышут вересковые поля.
А в южных городах встают девчонки
И в институты разные спешат,
И крестят, как детей, свои зачетки,
И с ужасом шпаргалками шуршат.
А в северных морях от юта к баку
Штормище ходит, ветрами ревет,
И вахту под названием «собака»
Стоит, упершись в палубы, тралфлот.
Играют зорю юные горнисты,
Чиновник появляется, надут,
И сильные ребята-альпинисты
По гребню пика Башкара идут.
И мир стучит в ладони и в ладошки,
И, кум, как говорится, королю,
На вытертой дорогами подножке
Я — вскоре вольный человек — курю.
В двери темнеет рыльце автомата…
Ах, связь! То перекур, то перегон,
И дорог дружбы воинский закон,
И все же тяжко. На душе — заплата.
Три долгих года. Связи батальон.
А если вдруг они… а мы… ах, если…
Мы бы — три года строили дома
Иль тискали б девчонок, сидя в кресле,
Или кино пристроились снимать,
Или неслись бы лыжником на фирне,
Или копали важный водоем…
Но все три года я бубню в эфире:
«Цирконий, я Коллекция — прием!»
И слышится мой голос вдохновенный
По всей стране — от Колы до Курил,
Что нам, непритязательным военным,
Выплачивают золотом зари.
Три года. Речка бьет по перекатам.
Горох морзянки сыплется в ночи.
Поет певец. И через все закаты
Мне молодость затворами стучит.