Луций Сенека - Нравственные письма

А, вне его, признаем: Ничего!

Все в человеке так же, как в предмете:

Не в украшеньях прелесть корабля,

А в том, что он устойчив в свежий ветер,

Послушен человеку у руля.

И меч хорош не тем, что самоцветы

На ножнах, золотая перевязь...

Коль остр и крепок, мы спокойны этим,

Перед врагом на битве становясь.

Нужна тебе красивая линейка?

Ее предназначенье - прямизна...

А, нет ее, короче ли, длинней, как

Стропила... никакая не нужна.

Не важно в человеке: сколько пашет,

Идут ли на поклон к нему с утра,

За сколько он купил кровать и чашу...

Спрошу одно: Он - человек добра?

В нем ясен ум? Согласен ум с природой?

Коль разум совершенствует его,

И сам в нем возрастает год от года,

Не может быть блаженней никого.

Во благо то, что душу укрепляет

В том признак добродетели простой.

Все прочее желанья распаляет,

И душу нам морочит суетой.

Любое дело мы творим с оглядкой:

Что честно? Что постыдно? Где стезя?

Живущий честно знает: все в порядке.

Хоть трудно, но иначе жить нельзя.

Пусть честность нам сулит одни убытки,

В бесчестье - наслаждения одни...

Но, муж добра - за честь пойдет на пытки,

Постыдное его не соблазнит.

Он честно в мир глядит, проснувшись утром,

Бесчестия чурается стези.

Из глупости карабкаются в мудрость,

А мудрому - паденье не грозит.

Когда любовь, опасность, приступ гнева

Потребуют служить любой ценой,

Мы от земли взлететь готовы в небо...

Но, благо настоящее в ином:

Ни зло, ни благо то, что презирают,

Кто - изредка, а мудрые всегда...

Меж них проходит, их конфликт стирая,

Путь честности - не радость, не беда.

Кто добр - на деле честен перед Богом:

В беде и в счастье зрит Его закон.

В нем долг повиновенья - лишь дорога,

А не горячность ставить все на кон.

Где, кроме честных, есть другие блага,

там - жажда жизни, радости для тел...

и бесконечность жадности на флагах,

что не умеришь, как бы ни хотел.

Раз деньги или почести есть благо,

То человек - счастливее, чем Бог.

Что, души на свободе - сиры, наги?

Безумный бы... поверить в это смог...

Что равно для людей и для животных,

Не может быть мечтой людской судьбы.

Животное сравнялось бы охотно,

Но, этого никак не может быть.

Все вытерпеть! - Здесь трудно согласиться,

Пока в душе не спросишь у себя:

Готов ли я от жизни отрешиться,

За родину, за граждан...их любя.

Пусть радость совершённого поступка

Вкушаем мы ничтожно краткий срок,

Но, предвкушенье - радостнее кубка,

Что выпить предлагает гневный рок.

Скажи ему: Народ тебя осудит!

(чтоб мужество в герое подорвать)

А он ответит: Что же? Будь, что будет!

Но, честью я... не стану торговать.

Богатство, почесть - не дают величья,

Хоть кажется... Подставку убери

И карлик будет в истинном обличье...

Колосс - велик, откуда ни смотри.

Недуг и заблуждение в том наши,

Что в душу человека не глядим.

Мы смотрим лишь, кто ярче разукрашен,

И ест глаза богатства жгучий дым.

Для глупого - все ново, и, отчасти,

Его несчастий корень - в новизне.

Для мудрого - известные несчастья

Заранее испытаны вполне.

"Ах! Я не знал, что ждет меня такое..."

Твердит иной и кличет докторов.

Другой - готов на всё...И тем спокоен...

Предвидимое - легче.

Будь здоров.

============================================

Письмо LXXVII (О готовности к смерти)

Луцилия приветствует Сенека!

Сегодня показались корабли,

За ними флот с зерном, что по сусекам

Для Рима египтяне подмели.

Они заметны тем, что малый парус

Не опускают в гавань заходя,

Другим - запрещено. И млад, и старый

Их различают в пелене дождя.

Когда суда заходят за Капрею

И мыс Минервы, ветер сразу стих.

Их паруса полощатся на реях,

"Посыльный" обгоняет их, прости...

Толпа спешит на берег к их прибытью,

Я вслед ей с удовольствием гляжу:

Ни прибыли большой, и ни убытка,

В грядущих письмах я не нахожу.

На день пути довольно хлеба крохи,

А сколько нужно мне в моем пути?

Осталось больше денег, чем дороги,

И ту, не до конца готов идти...

В пути есть цель, и цель та - в завершеньи,

Сама дорога - только cуета.

А жизнь не может быть несовершенной,

Пусть коротко, но, честно прожита.

Твой Марцеллин был в юности спокоен,

Состарился внезапно, заболев.

Созвал друзей, лишь тех, кто был достоин,

Как перед смертью одряхлевший лев.

Один твердил от робости нескладно,

Другой не мог понят: что хочет друг?