Константин Бальмонт - Сонеты

ЭЛЬФ

Сперва играли лунным светом феи. Мужской диэз и женское - бемоль Изображали поцелуй и боль. Журчали справа малые затеи. Прорвались слева звуки-чародеи. Запела Воля вскликом слитных воль. И светлый Эльф, созвучностей король, Ваял из звуков тонкие камеи. Завихрил лики в токе звуковом. Они светились золотом и сталью, Сменяли радость крайнею печалью. И шли толпы. И был певучим гром. И человеку бог, был двойником. Так Скрябина я видел за роялью.

1916

ЛЕРМОНТОВ

1

Опальный ангел, с небом разлученный, Узывный демон, разлюбивший ад, Ветров и бурь бездомных странный брат, Душой внимавший песне звезд всезвонной,

На празднике - как призрак похоронный, В затишьи дней - тревожащий набат, Нет, не случайно он среди громад Кавказских - миг узнал смертельно-сонный.

Где мог он так красиво умереть, Как не в горах, где небо в час заката Расплавленное золото и медь,

Где ключ, пробившись, должен звонко петь, Но также должен в плаче пасть со ската, Чтоб гневно в узкой пропасти греметь.

2

Внимательны ли мы к великим славам, В которых - из миров нездешних свет? Кольцов, Некрасов, Тютчев, звонкий Фет За Пушкиным явились величавым.

По раньше их, в сиянии кровавом, В гореньи зорь, в сверканьи лучших лет, Людьми был загнан пламенный поэт, Не захотевший медлить в мире ржавом.

Внимательны ли мы хотя теперь, Когда с тех пор прошло почти столетье, П радость или горе должен петь я?

А если мы открыли к свету дверь, Да будет дух наш солнечен и целен, Чтоб не был мертвый вновь и вновь застрелен.

3

Он был один, когда душой алкал, Как пенный конь в разбеге диких гонок. Он был один, когда - полуребенок Он в Байроне своей тоски искал.

В разливе нив и в царстве серых скал, В игре ручья, чей плеск блестящ и звонок, В мечте цветочных ласковых коронок Он видел мед, который отвергал.

Он был один, как смутная комета, Что головней с пожарища летит Вне правила расчисленных орбит.

Нездешнего звала к себе примета Нездешняя. И сжег свое он лето. Однажды ли он в смерти был убит?

4

Мы убиваем гения стократно, Когда, рукой его убивши раз, Вновь затеваем скучный наш рассказ, Что нам мечта чужда и непонятна. Есть в мире розы. Дышат ароматно. Цветут везде. Желают светлых глаз. Но заняты собой мы каждый час, Миг встречи душ уходит безвозвратно. За то, что он, кто был и горд и смел, Блуждая сам над сумрачною бездной, Нам в детстве в душу ангела напел, Свершим сейчас же сто прекрасных дел: Он нам блеснет улыбкой многозвездной, Не покидая вышний свой предел.

1916

РЕБЕНКУ БОГОВ, ПРОКОФЬЕВУ

Ты солнечный богач. Ты пьешь, как мед, закат. Твое вино - рассвет. Твои созвучья, в хоре, Торопятся принять, в спешащем разговоре, Цветов загрезившпх невнятный аромат.

Вдруг в золотой ноток ты ночь обрушить рад, Там где-то далеко - рассыпчатые зори, Как нитка жемчугов, и в световом их споре Темнеющий растет с угрозным гулом сад.

И ты, забыв себя, но сохранивши светы Степного ковыля, вспоенного весной, В мерцаниях мечты, все новой, все иной, С травинкой поиграл в вопросы и ответы И, в звук свой заронив поющие приметы, В ночи играешь в мяч с серебряной луной.

1917

ТОЛЬКО

Ни радости цветистого Каира, Где по ночам напевен муэдзин, Ни Ява, где живет среди руин, В Боро-Будур, Светильник Белый мира,

Ни Бенарес, где грозового пира Желает Индра, мча огнистый клин Средь тучевых лазоревых долин, Ни все места, где пела счастью лира,

Ни Рим, где слава дней еще жива, Ни имена, чей самый звук - услада, Тень Мекки, и Дамаска, и Багдада, Мне не поют заветные слова, И мне в Париже ничего не надо. Одно лишь слово нужно мне: Москва.

1920

МОЕ - ЕЙ

РОССИЯ. 1924

* * *

Приветствую тебя, старинный крепкий стих, Не мною созданный, но мною расцвеченный, Весь переплавленный огнем души влюбленной, Обрызганный росой и пеной волн морских.

Ты в россыпи цветов горишь, внезапно тих, Мгновенно мчишься вдаль мятелыо разъяренной, И снова всходишь ввысь размерною колонной, Полдневный обелиск, псалом сердец людских.

Ты полон прихотей лесного аромата, Весенних щебетов и сговора зарниц. Мной пересозданный, ты весь из крыльев птиц.

Н рифма, завязь грез, в тебе рукой не смята. От Фета к Пушкину сверкни путем возврата И брызни в даль времен дорогой огневиц.

П. Б. ШЕЛЛИ

ОЗИМАНДИЯ

Я встретил путника; он шел из стран далеких И мне сказал: вдали, где вечность сторожит Пустыни тишиду, среди песков глубоких Обломок статуи распавшейся лежит. Из полустертых черт сквозит надменный пламень Желанье заставлять весь мир себе служить; Ваятель опытный вложил в бездушный камень Те страсти, что могли столетья пережить. И сохранил слова обломок изваянья: "Я - Озимандия, я - мощный царь царей! Взгляните на мои великие деянья, Владыки всех времен, всех стран и всех морей!" Кругом нет ничего... Глубокое молчанье... Пустыня мертвая... И небеса над ней...