Николай Рубцов - Тихая моя родина (сборник)

Шел я, спотыкаясь, а метель,
Мне сугроб под ноги наметая,
То вдруг: «У-у-у!» – кричала в темноте,
То вдруг: «А-а-а!» – кричала, как живая!

…После все утихло. Рассвело.
Свет зари скользнул по белым склонам.
Я пришел, измученный, в село.
И друзья спросили удивленно:

– Что случилось? Ты не заболел?
– Ничего, – ответил я устало, —
Просто лес качался и шумел,
И дорогу снегом заметало…

В твоих глазах
Для пристального взгляда
Какой-то есть
Рассеянный ответ…
Небрежно так
Для летнего наряда
Ты выбираешь
Желтый цвет.
Я слышу голос
Как бы утомленный,
Я мало верю
Яркому кольцу…
Не знаю, как там
Белый и зеленый,
Но желтый цвет
Как раз тебе к лицу!
До слез тебе
Нужны родные стены,
Но как прийти
К желанному концу?
И впрямь, быть может,
Это цвет измены,
А желтый цвет
Как раз тебе к лицу…

Въезжаем в рощу золотую,
В грибную бабушкину глушь.
Лошадка встряхивает сбрую
И пьет порой из теплых луж.

Вот показались вдоль дороги
Поля, деревни, монастырь,
А там – с кустарником убогим
Унылый тянется пустырь…

Я рад тому, что мы кочуем,
Я рад садам монастыря
И мимолетным поцелуям
Прохладных листьев сентября.

А где-то в солнечном Тифлисе
Ты ждешь меня на той горе,
Где в теплый день, при легком бризе,
Прощались мы лицом к заре.

Я опечален: та вершина
Крута. А ты на ней одна,
И азиатская чужбина —
Бог знает что за сторона.

Еще он долог по селеньям,
Мой путь к морскому кораблю,
И, как тебе, цветам осенним
Я все шепчу: «Люблю, люблю…»

Листвой пропащей,
знобящей мглою
Заносит буря неясный путь.
А ивы гнутся над головою,
Скрипят и стонут – не отдохнуть.
Бегу от бури, от помрачений…
И вдруг я вспомню твое лицо,
Игру заката во мгле вечерней,
В лучах заката твое кольцо.
Глухому плеску на дне оврага,
И спящей вербе, и ковылю
Я, оставаясь, твердил из мрака
Одно и то же: – Люблю, люблю! —
Листвой пропащей,
знобящей мглою
Заносит буря безлюдный путь.
И стонут ивы над головою,
И воет ветер – не отдохнуть!
Куда от бури, от непогоды
Себя я спрячу?
Я вспоминаю былые годы
И – плачу…

Улетели листья с тополей —
Повторилась в мире неизбежность…
Не жалей ты листья, не жалей,
А жалей любовь мою и нежность!
Пусть деревья голые стоят,
Не кляни ты шумные метели!
Разве в этом кто-то виноват,
Что с деревьев листья улетели?

В горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмет ведро,
Молча принесет воды…

Красные цветы мои
В садике завяли все.
Лодка на речной мели
Скоро догниет совсем.

Дремлет на стене моей
Ивы кружевная тень.
Завтра у меня под ней
Будет хлопотливый день!

Буду поливать цветы,
Думать о своей судьбе,
Буду до ночной звезды
Лодку мастерить себе…

Легкой поступью,
кивая головой,
Конь в упряжке
прошагал по мостовой.
Как по травке,
по обломкам кирпича
Прошагал себе, телегой грохоча.
Между жарких этих
каменных громад
Как понять его?
Он рад или не рад?
Бодро шел себе,
накормленный овсом,
И катилось колесо за колесом…
В чистом поле
меж товарищей своих
Он летал, бывало, как
весенний вихрь,
И не раз подружке милой на плечо
Он дышал по-молодому горячо.
Но однажды в ясных далях сентября
Занялась такая грустная заря!
В чистом поле,
незнакомцев веселя,
Просвистела,
полонив его,
петля.
Тут попал он, весь пылая и дрожа,
Под огонь ветеринарного ножа,
И поднялся он, тяжел и невесом…
Покатилось
колесо
за колесом.
Долго плелся он с понурой головой
То по жаркой,
То по снежной мостовой,
Но и все-таки,
хоть путь его тяжел,
В чем-то он успокоение нашел.
Что желать ему?
Не все ли уж равно?
Лишь бы счастья
Было чуточку дано,
Что при солнце,
что при дождике косом…
И катилось колесо за колесом.

Короткий день.
А вечер долгий.
И непременно перед сном
Весь ужас ночи за окном
Встает. Кладбищенские елки
Скрипят. Окно покрыто льдом.