Владимир Высоцкий - Собрание сочинений в одном томе

Ах, времена и эти… как их… нравы! —
<���На> древнем римском это «темпора, о морес», —
Брильянты вынуты из их оправы,
По всей Одессе тут и там канавы, —
Для русских — цимес, для еврейских — цорес.

Кто с тихим вздохом вспомянет: «Ах, да!» —
И душу господу подарит, вспоминая
Тот удивительный момент, когда
На Дерибасовской открылася пивная?!

Забыть нельзя, а если вспомнить — это мука!
Я на Привозе встретил Мишку — что за тон!
Я предложил: «Поговорим за Дюка!»
«Поговорим, — ответил мне гадюка, —
Но за того, который Эллингтон».

Ну что с того, что он одет весь в норке,
Что скоро едет, что последний сдал анализ,
Что он уже одной ногой в Нью-Йорке! —
Ведь было время — мы у Каца Борки
Почти что с Мишком этим не кивались.

В белье <���плотной> вязки,
В буденновке ноской,
Овеянной, кстати,
Гражданской войной,
Я не на Аляске
И не с эскимоской —
Лежу я в кровати
С <���холодной> женой.

Идет моей Наде —
В плетеной рогоже,
В фуфайке веселой,
В китайском плаще, —
И в этом наряде
Она мне дороже
Любой полуголой,
А голой — вообще.

Не нашел сатана денька —
Всей зимы ему мало,
Так напакостил в праздник точь-в-точь!
Не тяни же ты, Наденька,
На себя одеяло
В новогоднюю ночь!

Тьфу в нас, недоёных, —
Чего мы гундосим!
Соседу <���навесил> —
Согреться чуток.
В центральных районах
В квартире — плюс восемь,
На кухне — плюс десять,
Палас — как каток.

Сожгем мы в духовке
Венгерские стулья
И финское кресло
С арабским столом.
Где надо — мы ловки,
Всё прем к себе в улья, —
А ну, интересно,
Пойдем напролом?

Меня опять ударило в озноб,
Грохочет сердце, словно в бочке камень,
Во мне живет мохнатый злобный жлоб
С мозолистыми цепкими руками.

Когда, мою заметив маету,
Друзья бормочут: «Снова загуляет», —
Мне тесно с ним, мне с ним невмоготу!
Он кислород вместо меня хватает.

Он не двойник и не второе Я —
Все объясненья выглядят дурацки, —
Он плоть и кровь, дурная кровь моя, —
Такое не приснится и Стругацким.

Он ждет, когда закончу свой виток —
Моей рукою выведет он строчку,
И стану я расчетлив и жесток,
И всех продам — гуртом и в одиночку.

Я оправданья вовсе не ищу,
Пусть жизнь уходит, ускользает, тает, —
Но я себе мгновенья не прощу —
Когда меня он вдруг одолевает.

Но я собрал еще остаток сил, —
Теперь его не вывезет кривая:
Я в глотку, в вены яд себе вгоняю —
Пусть жрет, пусть сдохнет, — я перехитрил!

Я верю в нашу общую звезду,
Хотя давно за нею не следим мы, —
Наш поезд с рельс сходил на всем ходу —
Мы всё же оставались невредимы.

Бил самосвал машину нашу в лоб,
Но знали мы, что ищем и обрящем,
И мы ни разу не сходили в гроб,
Где нет надежды всем в него сходящим.

Катастрофы, паденья, — но между —
Мы взлетали туда, где тепло,
Просто ты не теряла надежду,
Мне же — с верою очень везло.

Да и теперь, когда вдвоем летим,
Пускай на ненадежных самолетах, —
Нам гасят свет и создают интим,
Нам и мотор поет на низких нотах.

Бывали «ТУ» и «ИЛы», «ЯКи», «АН», —
Я верил, что в Париже, в Барнауле —
Мы сядем, — если ж рухнем в океан —
Двоих не съесть и голубой акуле!

Все мы смертны — и люди смеются:
Не дождутся и вас города!
Я же знал: все кругом разобьются,
Мы ж с тобой — ни за что никогда!

Мне кажется такое по плечу —
Что смертным не под силу столько прыти:
Что на лету тебя я подхвачу —
И вместе мы спланируем в Таити.

И если заболеет кто из нас
Какой-нибудь болезнею смертельной —
Она уйдет, — хоть искрами из глаз,
Хоть стонами и рвотою похмельной.

Пусть в районе Мэзона-Лаффитта
Упадет злополучный «Скайлаб»
И судьба всех обманет — финита, —
Нас она обмануть не смогла б!

Мне скулы от досады сводит:
Мне кажется который год,
Что там, где я, — там жизнь проходит,
А там, где нет меня, — идет.