Яков Вохменцев - Поэты Урала

Слово, сказанное от души,
Правдой неподкупною согрето.
Это слово через рубежи
Пролетает с быстротою света.
Вот и я свой голос подаю,
Материнский, смелый и правдивый…
Вспомним тех, кто умирал в бою,
Чтобы наши дети были живы,
Чтоб на всей земле цвести садам,
Чтоб расти республике Китайской,
Чтоб свободный трудовой Вьетнам
С нами шел на праздник первомайский.
Женщина! Сынов далеких мать!
Ты живешь в Париже, в Риме, в Чили,
Но нигде не смеешь ты молчать!
Нас одни заботы породнили.
Женщина! Ровесница моя!
Мне тебя, быть может, век не встретить.
Но сложилось так, что ты и я —
Мы теперь за всех детей в ответе.

Что прошло? Мгновение одно
Или три неповторимых года.
Как это чудесно и смешно:
Колется небритый подбородок.

Я еще привыкнуть не могу
К голосу, к движениям, к походке…
В памяти еще я берегу
Нежные ребяческие нотки.

Чуть робею, если мы вдвоем,
Будто ты чужой немножко маме,
И нестройно песни мы поем
С давними привычными словами.

Новые повадки и черты
Заслонили прежний облик сына…
Это ты. Но это и не ты,
В офицерском кителе мужчина.

Над моей кроватью
Все годы висит неизменно
Побуревший на солнце,
Потертый походный рюкзак.
В нем хранятся консервы,
Одежды запасная смена,
В боковом отделенье —
Завернутый в кальку табак.
Может, завтрашней ночью
Прибудет приказ управленья
И, с тобой не простившись,
Рюкзак я поспешно сниму…
От ночлега к ночлегу —
Лишь только дорога оленья,
Да в мерцании сполохов
Берег, бегущий во тьму.
Мы изведали в жизни
Так много бессрочных прощаний,
Что умеем разлуку
С улыбкой спокойной встречать,
Но ни разу тебе
Не писал я своих завещаний
Да, по совести, что я
И мог бы тебе завещать?
Разве только, чтоб рукопись
Бережно спрятала в ящик
И прикрыла газетой
Неоконченный лист чертежа,
Да, меня вспоминая,
Склонилась над мальчиком спящим,
И отцом бы, и матерью
Сразу для сына служа.
Но я знаю тебя —
Ты и рукопись бережно спрячешь,
От людей посторонних
Прикроешь ревниво чертеж
И, письма дожидаясь,
Украдкой над сыном поплачешь,
Раз по десять, босая,
Ты за ночь к нему подойдешь.
В беспрерывных походах
Нам легче шагать под метелью,
Коль на горных вершинах
Огни путевые видны.
А рюкзак для того
И висит у меня над постелью,
Чтобы сын в свое время
Забрал бы его со стены.

Лишь губами одними
бессвязно, все снова и снова
Я хотел бы твердить,
как ты мне дорога…

Но по правому флангу,
по славным бойцам Кузнецова
Ураганный огонь
открывают орудья врага.

Но враги просчитались:
не наши — фашистские кости
Под косыми дождями
сгниют на ветру без следа,

И леса зашумят
на обугленном черном погосте,
И на пепле развалин
поднимутся вновь города.

Мы четвертые сутки в бою,
нам грозит окруженье:
Танки в тыл просочились,
и фланг у реки оголен…

Но тебе я признаюсь,
что принято мною решенье,
И назад не попятится
вверенный мне батальон…

Ты прости, что письмо,
торопясь, отрываясь, небрежно
Я пишу, как мальчишка — дневник
и как штурман — журнал…

Вот опять начинается…
слышишь, — во мраке кромешном
С третьей скоростью мчится
огнем начиненный металл?

Но со связкой гранат,
с подожженной бутылкой бензина
Из окопов бойцы
выползают навстречу ему…
Это смерть пробегает
по корпусу пламенем синим,
Как чудовища, рушатся
танки в огне и дыму…
Пятый раз в этот день
начинают они наступленье,

Пятый раз в этот день
поднимаю бойцов я в штыки,
Пятый раз в этот день
лишь порывом одним вдохновенья
Мы бросаем врага
на исходный рубеж у реки!

В беспрестанных сраженьях
ребята мои повзрослели.
Стали строже и суше
скуластые лица бойцов…
…Вот сейчас предо мной
на помятой кровавой шинели
Непривычно спокойный
лежит лейтенант Кузнецов.

Он останется в памяти —
юным, веселым, бесстрашным,
Что любил по-старинке
врага принимать на картечь.
Нам сейчас не до слез, —
над убитым товарищем нашим?
Начинают орудья
надгробную гневную речь.