Елена Егорова - Угрешская лира. Выпуск 3

Дождь прошёл. Природа дремлет.
Только капли тихо – кап! —
Разбиваются о землю,
Соскользнув с еловых лап.
Раскрывает лист орешник:
Свято верует в зарю.
Слабый рокот влаги вешней
Нежно вторит глухарю.
Далеко шальным плюмажем
Расплескался яблонь цвет.
Лучше этого пейзажа
Ничего на свете нет.
Впереди широким полем,
Ошалев, шагает май.
Просыпается раздолье,
Пробуждается мой край.

Здравствуй, бабушка. Вот он я. Снова
Прихожу постоять под окном.
Мне здесь всё совершенно знакомо,
Мне родной этот старенький дом.
Низкий дворик «одесского» типа,
На верёвках цветное бельё,
Пень (когда-то здесь высилась липа,
Я пытался залезть на неё).
Всё почти как и раньше: напротив
Сигарету мусолит сосед,
Ветер мусор нанёс в подворотню…
Только бабушки больше здесь нет.
Больше нет. И не те, как когда-то,
Расцвели на окошке цветы.
Знаю, чёрным ликёром утраты
Не заполнить внутри пустоты.
И поэтому – честное слово! —
Я приду постоять под окном.
Здравствуй, бабушка. Вот он я снова.
Здравствуй, низенький старенький дом.

Луна – глаз древнего дракона —
недвижна. Сад ночной не спит.
Дерев серебряная крона
под ветром гнётся и кипит.

Луна, храня своё молчанье,
ушла в туманный потолок.
И сад в шумливом ожиданье
продолжил с ветром диалог.

Но ветер стих. И сад безмолвен.
Он смутен в ткани тишины.
Туман рассеялся. Огромен,
завис в пространстве глаз луны.
И будто что-то напоследок
желал промолвить старый сад.
И вдруг с воздетых в небо веток
на землю прыснул листопад.

У забора грезит алая рябина,
Тонкий свет в окошко цедят тополя.
Что же ты поникла?
Что ты загрустила,
Милая, хорошая моя?
Сыплются черёмух золотые листья,
И летит к закату солнце сентября.
Жаль, нельзя быть вечно молодым и быстрым,
Милая, любимая моя.

По кривым дорогам торжествует ветер.
Верно, заблудился… Только это зря.
Что он нам расскажет?
Что он нам ответит,
Милая, печальная моя?
Вечер. Вышел месяц – серебрист и ярок.
В небе звёзды строят мост из хрусталя.
Жизнь не просто чудо – дорогой подарок.
Утром улыбнётся нам заря.

Загрустили станки, осыпаются печи,
Цеховые пролёты чёрны и немы́.
Эх, куда же вы делись, рабочие плечи?
Отчего замолчали заводов шумы?

Может, кризис вас съел?
Или ржа подточила?
Пэтэушные реки иссякли давно.
Двадцать первый настал,
И Россия застыла,
Как ушедшее в Лету немое кино.

В пятьдесят я не стар,
И замены не видно:
За станками мои одногодки-друзья.
Сколько здесь ни молись,
Не поможет молитва…
Без рабочего класса
России нельзя!

Взглядом окинул пустынные окна рассвет,
Взгляд утонул без надежды на радость побед,
Тьма опустила огромные крылья свои,
Некому ждать розовеющий ветер зари.

Жёлтым отливом сияет чернеющий шёлк,
Будто надели на землю предсмертный мешок,
Лишь иногда через щёлки пробьются огни,
Молнии стрелы к земле направляют свои.

Мрачное время песочный хронометр льёт,
Больше на помощь никто никого не зовёт,
Капли кровавыми реками льются в моря.
Вот и закончила жизнь голубая Земля…

Я Вас, признаться, вовсе не боюсь,
Но видя вас в чужих объятьях, стыну.
Вы – счастье, что рождает в сердце грусть.
И счастлив я, что Вами не покинут.

Один лишь раз кивнули как-то мне,
И я сражён, как вражескою пулей.
Пишу я Вам, хоть знаю: и во сне
В ответ Вы даже строчки не черкнули.

И пусть во мне останется любовь,
И пусть мы никогда не будем вместе,
Увидев Вас, пишу я вновь и вновь
Своей несбыточной мечте-невесте.