Борис Гребенщиков - Десять Стрел

Никита Рязанский
Строил город, и ему не хватило гвоздя.
Никита Рязанский
Протянул ладони и увидел в них капли дождя;
Никита Рязанский
Оставил город и вышел в сад.
Никита Рязанский
Оставль старце и учаше кто млад…

Святая София,
Узнав о нем, пришла к нему в дом;
Святая София
Искала его и нашла его под кустом;
Она крестила его
Соленым хлебом и горьким вином,
И они смеялись и молились вдвоем:

Смотри, Господи:
Крепость, и от крепости – страх,
И мы, Господи, дети, у Тебя в руках,
Научи нас видеть Тебя
За каждой бедой…
Прими, Господи, этот хлеб и вино,
Смотри, Господи, – вот мы уходим на дно;
Научи нас дышать под водой…

Девять тысяч церквей
Ждут Его, потому что Он должен спасти;
Девять тысяч церквей
Ищут Его и не могут Его найти;
А ночью опять был дождь,
И пожар догорел, нам остался лишь дым;
Но город спасется,
Пока трое из нас
Продолжают говорить с Ним:

Смотри, Господи:
Крепость, и от крепости – страх,
И мы, дети, у Тебя в руках,
Научи нас видеть Тебя
За каждой бедой…
Прими, Господи, этот хлеб и вино;
Смотри, Господи, – вот мы уходим на дно:
Научи нас дышать под водой…

Ехали мы, ехали с горки на горку
Да потеряли ось от колеса.
Вышли мы вприсядку, мундиры в оборку;
Солдатики любви – синие глаза…

Как взяли – повели нас дорогами странными;
Вели – да привели, как я погляжу;
Сидит птица бледная с глазами окаянными;
Что же, спой мне, птица – может, я попляшу…

Спой мне, птица, сладко ли душе без тела?
Легко ли быть птицей – да так, чтоб не петь?
Запрягай мне, Господи, коней беспредела;
Я хотел пешком, да видно, мне не успеть…

А чем мне их кормить, если кони не сыты?
Как их напоить? – они не пьют воды.
Шелковые гривы надушены, завиты;
Острые копыта, алые следы.

А вот и все мои товарищи – водка без хлеба,
Один брат Сирин, а другой брат Спас.
А третий хотел дойти ногами до неба,
Но выпил, удолбался – вот и весь сказ.

Эх, вылетела пташка – да не долетела;
Заклевал коршун – да голубя.
Запрягли, взнуздали мне коней беспредела,
А кони понесли – да все прочь от тебя…

Метились мы в дамки, да масть ушла мимо;
А все козыри в грязи, как ни крути.
Отче мой Сергие, отче Серафиме!
Звезды – наверху, а мы здесь – на пути…

А как по Волге ходит одинокий бурлак,
Ходит бечевой небесных равнин;
Ему господин кажет с неба кулак,
А ему все смешно – в кулаке кокаин;

А вниз по Волге – Золотая Орда,
Вверх по Волге – барышни глядят с берега.
Ох, козельское зелье – живая вода;
Отпустите мне кровь, голубые снега.

Как мирила нас зима железом и льдом,
Замирила, а сама обернулась весной.
Как пойдет таять снег – ох, что будет потом,
А как тронется лед – ох, что будет со мной…

А то ли волжский разлив, то ли вселенский потоп,
То ли просто господин заметает следы,
Только мне все равно – я почти готов,
Готов тебе петь по-над темной воды;

А из-под темной воды бьют колокола,
Из-под древней стены – ослепительный чиж.
Отпусти мне грехи первым взмахом крыла;
Отпусти мне грехи – ну почему ты молчишь?!
Ты гори, Серафим, золотые крыла —
Гори, не стесняйся, путеводной звездой.
Мне все равно – я потерял удила,
И нет другого пути, только вместе с тобой…

Вот так и вся наша жизнь – то Секам, а то Пал;
То во поле кранты, то в головах Спас.
Вышел, чтоб идти к началу начал,
Но выпил и упал – вот и весь сказ;

А вороны молчат, а барышни кричат,
Тамбовской волчицей или светлой сестрой.
То спасительный пост, то спасительный яд;
Но слышишь, я стучу – открой!

Так причисли нас к ангелам или среди зверей,
Но только не молчи – я не могу без огня;
И, где бы я ни шел, я все стучусь у дверей:
Так, Господи мой Боже, помилуй меня!

Я стоял и смотрел, как ветер рвет
Венки с твоей головы.
А один из нас сделал рыцарский жест —
Пой песню, пой…
Теперь он стал золотом в списках святых,
Он твой новый последний герой.
Говорили, что следующим должен быть я, —
Прости меня, но это будет кто-то другой.