Две жабы животом цветы гнетут,
Выглядывая жертву, замер спрут.
Без счета высятся из-за угла
Тоскою обезглавлены тела.
Возлег мертвец, распухший и немой,
И с пальцев плесень виснет бахромой.
Чье небо здесь к чьему спустилось дну? —
Тревожную спросил я тишину.
Меланхолично отвечала тишь:
Ты эти образы в себе таишь.
1918, Тифлис
От гор ложатся тени
В пурпурный город мой
Незримые ступени
Проходит час немой.
И звон соборов важных
Струится в вышину,
Как шепот лилий влажных,
Клонящихся ко сну.
И тихо тают дымы
Согревшихся жилищ,
И месяц пилигримом
Выходит, наг и нищ.
Птенцов скликают птицы
И матери — детей.
Вот вспыхнут звезд ресницы
Потоками лучей.
Вот вздрогнет близкой ночи
Уютное крыло,
Чтоб всем, кто одиночит,
От сердца отлегло.
12 ноября 1918
О, как больно вспомнить мне
В этой звездной тишине
Всё, что было, что прошло,
Всё, что сам я сделал зло.
Ничего не изменить.
Только тоненькая нить
Не дает мне ввысь уйти
С запоздалого пути.
В темноте один иду.
В чьем-то радостном саду,
За высокою стеной,
Меж деревьев шум ночной.
И доносятся едва
Незабвенные слова,
Что забыли жизнь мою:
«Милый… Милая… Люблю…»
8 июля 1917, Тифлис
«Налегла и дышать не дает…»
Налегла и дышать не дает
Эта злобная, зимняя ночь.
Мне ее ни с земли, ни с высот
Не согнать, не стащить, не сволочь.
Есть для глаз пара медных грошей,
Лихо пляшет по телу озноб.
Мчится в крыльях летучих мышей
Мимо окон измерзнувший гроб.
Золотой чешуею звеня
И шипя издыхающим ртом,
Гаснет в мокрой печи головня,
Холод барином входит в мой дом.
Не стянуть отсыревших сапог
И пальтишком костей не согреть.
Но весны нарастающей рог
Мне трубит, что нельзя умереть.
1919, Тифлис
Я боюсь получасов
Одинокого удара.
В них отмстительная кара,
Гнусный шепот мертвецов.
Их медлительность тупа,
И звучат они по дому
Ужасом всему живому,
Как пустые черепа.
Утром подвиг, днем мечта,
Ночью алая пучина.
В каждом часе есть личина,
В получасе — нагота.
Он бесстыден и безлик,
Безобразно одинаков.
Нет страшней у смерти знаков,
Чем беззубый этот крик.
И когда, друзья, средь нас,
Издевающийся, хилый,
Как со дна гнилой могилы,
Раздается получас —
Знайте: кончен жизни сон,
Если сердце ненароком
Иль обманутое роком,
С ним ударит в унисон.
2 февраля 1919, Тифлис
Ужели умереть вдали
Единопламенных вулканов
И в недра темные земли
Уйти с лицом необожженным?
Нет, я из гроба убегу,
Свой саван выброшу кровавый
В лицо огромному врагу,
Как зарево моей свободы.
Холодный ветер снежных гор
И двух озер кавказских буря
Забросят в северную степь
Раскаты песенного грома.
И миллионами сердец
Со мной созвучная Россия
Сплетет из гроз своих венок
На череп мой, сгоревший в грезах.
20 января 1920, Баку
Я все ношу в себе отравы,
Что Русь рабов хотела дать,
Чтобы ни радости, ни славы
Мне не изведать никогда.
Но я могу вас, молодые,
Едва блеснувшие лучи,
Провесть сквозь сумраки седые
И ненависти научить.
Чтó нам любить, чтó ненавидеть,
О, если б знал я, если б знал,
Когда сжигал я силы, идя,
Куда слепая шла весна!
Когда искал я по болотам
Какой-то неземной красы,
Беснуясь: «Китеж, вот он, вот он!»
С толпой безруких и косых.
Когда я падал в лес полночный
Сухого трепетней листа
И сладострастья плен порочный
Священным таинством считал.
Когда хотелось мне истаять,
В немой природе изойти,
Когда любая птичья стая
Была мне знаменем пути…
Не выплатить былому дани…
Но груз былого сброшу с плеч,
Чтобы болотища блужданий
Пожаром ненависти сжечь.
1922, Москва
Читать дальше