Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 1

Он весь стеклянный, весь узорный,
Веселый, смелый и чудной.
Его завидев, ворон черный
Летит пугливо стороной.

А певчих птиц семья цветная
Гнездится густо близ него,
Своей игрой напоминая,
Что жизнь — земное торжество!

Выйдет в курточке зеленой,
Поглядит на водомет,
Зачерпнет воды студеной
И с улыбкою испьет.

Светлый весь, глаза сияют,
Голубую седину
Ветер утренний ласкает,
Будто легкую волну.

Семь десятков за плечами,
А как будто ноши нет!
Детски зоркими очами
Он глядит на белый свет.

Не устал он, не измаян,
Полон силы и борьбы,
Сада яркого хозяин,
Богатырь своей судьбы.

Солнце всходит, пышет златом…
Тихо, тихо он стоит
И за облаком крылатым
Взором ласковым следит.

Может быть, он видит детство,
Молодых начало дней,
Озорное малолетство,
Вырезных своих коней?

Иль, черемуху почуяв
В легковейном ветерке,
Видит вешний свой Чугуев
В невозвратном далеке?

Огни последнего трактира
Ночь подобрала под бурнус.
Дорога вырвалась из мира
В лесную тьму, в ночную Русь.

Еще вдали в селе звенели
Ребят веселых голоса.
Но с каждым шагом глуше нелюдь
И непрогляднее леса.

Ямщик смекнул: «Куда ж мы гоним?
Куда ты едешь?» — «Трусишь? Стой!»
Я слез, и укатили кони,
Укутываясь темнотой.

Один. Родимой тишиною
Лесная дышит чернота.
И высь, где звезды светом ноют,
К земле пригнулась у куста.

«Русь! Это ты? — Истомой слуха
Пытаю мать. — Ты слышишь, Русь?»
— «Да, это я. И я, старуха,
На маленьком не помирюсь.

Да где ж ты был? Да что ж ты делал?»
— «Я был с тобой. В веках. Не в тех,
Где ты под плеткою радела,
В бреду выдумывая грех».

«В каких?» — «В невиданных, в грядущих,
Где ты доныне не была,
Где всех отрады неимущих
Ты в пурпур счастья облекла».

«Да это ты из сказок вычел
Про сласть кисельных берегов
Или подслушал в песне птичьей
В туманном мареве лугов.

Как встарь, я в топях и оврагах,
Как встарь, костьми меня мостят
Пожар и мор, беда и брага,
Как встарь, соловушки мне льстят».

«А ну-ка, мать, привстань немного.
Прислушайся к себе сама!..»
И расхлестнулась вдаль дорогой
Шуршащая лесами тьма.

Я на руках не то у ели,
Не то у матери родной.
И дышит древней силы хмелем
В лицо мне сумрак вороной.

И смотрят шире ночи очи,
Зарницы рвут ресниц покров,
И сердце влажное клокочет
За грудью в волосах лесов.

Мне жутко, и тепло мне. «Что же
Ты видишь? Что ты слышишь, мать?»
И — вихрем вслух: «На то похоже,
Что буду солнце подымать».

О чем вы шепчетесь, кусты?
О бездне синей высоты?
О сумраке у ног своих,
Где ландыш беленький притих?

Уже томит его жара,
И умирать ему пора.
А лето только подошло,
Развеяв первое тепло.

Печален, кроток и красив,
Сухие чашечки склонив,
Последний раз он прозвенит,
Последний раз он опьянит

Вечерний воздух, и земля
Поглотит жемчуг со стебля
В грудь ненасытную свою.
А я ей песенку спою.

Она дала, она взяла.
Она сплела в один венок
И сладость первого тепла
И смерти горький холодок.

Без призора ходит горе
От одной избы к другой
И стучит в окно к Федоре,
Старой сватье дорогой:

«Отвори, Федорушка,
Отвори скорей!
Это я тут, Горюшко,
Плачу у дверей».

«Нет с Федорой разговора,
Ты мне, Горе, не родня!
Хлеба горы, денег ворох
Получила с трудодня».

Горе шасть в другую хату,
Где в окошках шум и свет,
И стучится в двери к свату,
Другу прежних горьких лет.

«Приюти, Егорушка,
Сватьюшку свою!
Это я тут, Горюшко,
У дверей стою».

«У Егора с Горем ссора!
Уходи от хаты прочь!
За колхозного шофера
Выдаю я замуж дочь».

Горе плачет, пот струится
По костлявому лицу,
И в окно оно стучится
К многодетному отцу:

«Отвори, Сидорушко,
Пропусти в жилье!
Ты ведь помнишь Горюшко
Вечное свое!»