Мгновение давно остановилось,
Один и тот же день, одно число —
Судьбы моей единственная милость…
А все считают – мне не повезло.
И у людской реки, не зная брода,
Я медлю, неподвластна бытию.
Миную газированную воду,
Из родников воспоминаний пью.
Сломаюсь я в земном поклоне,
А хочешь – буду бить челом.
Но ты доверь моим ладоням
Свой меч, свой щит и свой шелом.
Ты под рубахой домотканой
Былые шрамы не таи.
Войду я плакальщицей странной
В былины первые твои.
Бесстрастно времени движенье.
Сто лет назад или вчера
Ты сделал вечностью мгновенье
По мановению пера,
И снова, снова – Где ты? Где ты?
Кричу я с древнею тоской,
Поруческие эполеты
Черкесской трогая рукой.
И наша встреча длится, длится…
Дымится грива у коня.
Войной опалена страница.
Тревожна память про меня,
И мы с тобой не знаем сами,
Что срока ожиданью нет.
Когда-то след чертили сани,
Теперь ракеты чертят след.
Но мы воспоминанья гоним,
Но мы на вечный миг вдвоем.
И ты доверь моим ладоням
Свой меч, свой щит и свой шелом.
«Мы нежность принимаем за любовь…»
Мы нежность принимаем за любовь,
Отсутствие беды считаем счастьем…
К абстракции приводит нас лубок,
К инфаркту – трепет пульса у запястья.
И опыта оптический обман,
Как в перевернутом бинокле, – мелок,
И мне сложней не кажется орган,
Чем барабан и медный гром тарелок.
Но в старомодной простоте души
Твержу: «Люблю!», не смея чувств проверить.
И ты моей невольной, честной лжи
Не торопись, пожалуйста, поверить.
Нам бремя непосильных скоростей
Смещает время, путает оценки.
Опасны относительность страстей
И правды всевозможные оттенки.
«Я, наверное, в детство впадаю…»
Я, наверное, в детство впадаю,
Я в неверное сердце стучу.
Приглядись – я еще молодая,
Я тебя потерять не хочу…
Разговоры, опять разговоры!
Разве горы словами свернешь?
Не любовь – деловитость конторы,
И привычная, нежная ложь.
Но я верю еще в воскресенье,
В восхожденье счастливого дня.
И прошу у тебя я прощенья:
Ты прости, что ты предал меня!
Будет утро беспамятно чистым,
Без единого следа снежок.
Будут дни, неподвластные числам,
И январского ветра ожог.
Удивленное, детское зренье,
Звук, вобравший в себя тишину,
В первый миг моего сотворенья
На тебя в это утро взгляну.
Первым чувством своим угадаю
Неизбежность любви и потерь…
Я, наверное, в детство впадаю,
Если этому верю теперь.
«Не было белого самолета…»
Не было белого самолета.
Была нелетная погода тоски.
Не было белого самолета —
Было только купе,
Черное от угольной пыли,
И три пассажира,
И ни одного свободного места
Рядом со мной.
Колеса —
Бухгалтерские счеты времени —
Складывали секунды,
Вычитали их из моей жизни…
А я все верила в невозможное,
Я верила,
Что увижу на перроне тебя
И медленно вытру слезы
Твоими ладонями.
Тысячи метров медной проволоки
В землю зарыты,
Чтобы я могла слышать тебя,
Но я не знаю,
Что нужно зарыть в землю,
Чтобы я могла видеть тебя,
И молчать,
И к тебе прикасаться.
Меня встретили незнакомые люди,
И осталась в душе
Чернота угольной пыли.
Только где-то —
В самой глубине неба —
Покачал крыльями
Белый,
Невероятный самолет…
«Посреди августовского неб…»
Посреди августовского неба
Жарко желтело солнце,
И казались волосы нимбом
Над цветущим лугом из ситца.
Был твой голос так странно нежен,
Словно детский бумажный кораблик,
Был твой голос так странно нужен,
Что обман меня не коробил.
Разве дело во лжи или правде?
Только завтра ложь обнажится,
Трону я оголенный провод —
И уже не смогу обижаться.
А сегодня на карусели
Я лечу на алой лошадке,
Так по-детски мы куролесим,
Что вспотели на гриве ладошки.
Все стремительней конь несется —
Я поводьям не доверяю,
И сижу я, как на насесте,
На коне моем деревянном.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу