Ирина Озерова - Память о мечте (сборник)

Смыта кровь океаном и лавой,
Бандерильи ничтожно легки,
И тореро, увенчанный славой,
Протирает счастливо очки.

Завершают работу потомки,
Из гипотез открытия ткут,
И научных сокровищ потоки
Под музейные стекла текут.

Но пройдут катаклизмы оваций
И газетных статей суета.
Кратковременны сроки сенсаций —
В скучный факт превратится мечта.

Все легенды подвергнут очистке,
Отделив достоверности грамм,
И чудес инвентарные списки
Станут пунктом учебных программ.

За горизонтом, за чертой, за краем
Мы пристани привычные теряем,
Но обретаем новые моря.

Мы только в детстве в моряков играем,
Потом, забыв о море, умираем,
Бросая в бухты быта якоря.

И откровенья древнего царя
Сегодняшней наукой поверяем…
Молчи, Екклесиаст! Все это зря —
Ведь мы иную участь выбираем.

Успокоенье – участь бунтаря,
Прельстившегося обретенным раем.
Ведь все мы начинаем с букваря
И непременно Библией кончаем.

Четыре маски греческих трагедий
Сегодня четвертованы. И вот
Одна из них другую не найдет.
Вторая позабыла облик третьей.

Среди церквей, костелов и мечетей
Благочестиво мечется народ,
И простота язычества не в счет
В тупой замысловатости столетий.

Но думаю, что знал уже Софокл,
Как человек коварен и жесток,
Как он идет, в хитоне камень пряча.

Не дрогнула тогда его рука.
И он настиг меня через века:
Трех масок нет…
Осталась маска плача.

В какую ночь обычную зачат
Младенец, ставший необыкновенным?
Причуда хромосом, а не стандарт,
Ошибка гения в балансе генном.

Но почему-то люди говорят,
Что мало совершенства в совершенном.
Поэт, безумец или телепат —
Все шарлатаны в этом мире тленном.

И лишь потом, в посмертной суете,
Его оценят и поймут все те,
Которым он казался костью в горле.

Ну, что ж! Пусть он взойдет на пьедестал,
Чтоб мне его спросить: «Ты не устал?»
Чтоб руки снег со щек гранитных стерли.

Всегда мне странно сочетанье
Ракет и древних птичьих стай.
В бессмертье скачут изваянья,
И едет в прошлое трамвай.

Он так обидно обезличен.
Как экспонат придя в музей,
Не завоюет он табличку:
«В НЕМ ЕЗДИЛ НЕКТО».

Жизнью всей
Для всех трамвай был предназначен,
Дугой привязан к проводам,
Неповоротлив и невзрачен
И ненадолго нужен нам.

И я совсем не понимаю,
Как, просто оторвав билет,
Трясутся в медленном трамвае
Изобретатели ракет.

Идут на переплавку рельсы…
И вот полупустой вагон
В последнем недалеком рейсе
Гремит на стыке двух времен.

Цветной бульвар… Такой недлинный,
А все же нет ему конца.
Два долгих шага от Неглинной
И до Садового кольца.

Цветной неон кинотеатра
И снега белая печаль
Как будто в середине марта
Еще бесчинствует февраль.

Вокруг толпа людей похожих,
Как будто чьи-нибудь персты
Лепили мартовских прохожих
Из однозначной пустоты,

Как будто с помощью копирки
Размножен был незрячий взгляд…
Послушно повторяет в цирке
Мое смятенье акробат.

Под видом солнечной мимозы
На запорошенных лотках
Втридорога́ сбывают слезы
Торговки в вязаных платках.

Дыханье стало снежной пылью,
Отторгнутое от меня…
Стеклянный призрак изобилья —
Центральный рынок – в центре дня.

Не фразы надоедливо-трескучие,
Не повседневной спешки марафон, —
Гармония случайного созвучия
Во мне рождает эхо, словно стон.

Гармония любви и благодарности,
Гармония рассвета и щегла…
Гармонии не нужно популярности —
Она всегда пребудет, как была.

Летела пылью вслед за дилижансами,
Как воздух, принимает самолет,
Она звучит старинными романсами
И скрипкой удивительной поет.

В мир диссонансов, в чрево разногласия
Ворвется памятью, остудит лоб,
Единственная, искренняя, страстная,
Тревожащая душу, как озноб.