Юлий Ким - Светло, синё, разнообразно… (сборник)

Как хорош композитор Сибелиус!
Превосходен епископ Макариос!
И звезда под названием Сириус
Изумительно как хороша!
Но всех лучше наш Вася Валериус,
Бук-дизайна блистательный Гелиос,
Красок масляных генералиссимус,
Виртуозиус карандаша!

Можно вспомнить поэта Жуковского,
Или, скажем, комдива Чапаева,
Соловьева-Седого, Ливанова,
Даже Лебедева-Кумача.
Но не тратьте напрасно усилия:
На земле больше нету Василия,
У кого есть такая фамилия,
Как у Васи Евгеньевич а !

Но, конечно же, самое главное —
Это имя художника славное!
Без него, дорогого и близкого,
Не представить искусства российского!

Все перекаты, да перелеты,
Да разговоры с водкою.
Владеют гады и обормоты
Моей охрипшей глоткою.

То я в Чикаго, то я в Нью-Йорке,
Тяну свою мелодию,
Покуда ездишь ты по Майорке,
Забыв меня и родину.

По Санта Понса, по авенидо
Ты там гуляешь с грандами,
И подавать я не должен вида,
Хотя, конечно, надо бы.

Небось там ходишь напра-налево
И счета деньгам не ведаешь,
Небось нахально в костюме Евы
По пляжу ночью бегаешь.

Я опустился, не глажу брюки,
Имею вид несвеженький.
Скажи, Григорич [12], своей супруге:
Пусть приглядит за беженкой.

Ехали медведи
На велосипеде.
А за ними кот
Задом наперед.
А за ним комарики
На воздушном шарике,
Судари-сударики,
Славные очкарики,
Милые холерики,
Поглощая шкалики
И куря чинарики, —
Просто до истерики
Все читают «гарики»,
В сотом экземплярике
Из-под старой «эрики»
Под «Голос Америки» —
На которые Игорь Мироныч,
Наш уважаемый мэтр,
Так неиссякаемо щедр
Был,
есть
и, конечно, пребудет,
Докуда будет!

Я русская Снегурочка.
Я ангел красоты.
И вот, такая дурочка,
Приехала сюды.
Ни снега, тут ни ёлочки.
А я здесь для чего?
А всё для этой сволочи,
Для Деда моего.
Он не похож на Ленина,
Он гнусный иудей,
И борода приклеена,
И пьяный каждый день.
На нем клеймо судимости,
А также вид блатной.
И видимость значимости
В культуре мировой.

Свои обои родины,
А также белый свет
Порой он любит вроде бы,
Порою вроде нет.
Как можно жить так двойственно?
Но он-то в этом весь!
Мне тоже это свойственно,
Поэтому я здесь.

Изо всех наилучший Зиновий!
(Да простит мне товарищ Паперный.)
Среди множества Ваших любовей
Я не самый, наверное, первый.

Но зато, даже если я мальчик,
По сравненью с Давидом – Булатом,
Я первеющий ваш воспевальщик!
Остальные хотят – да куда там…

Ну напишут они фамильярность
Про Божественную субботу,
Под натужную высокопарность
Подпуская еврейскую ноту.

Ну срифмуют там «замок» и «Зямок»,
Открывая ворота для прочих
Обезьянок, козявок и самок
И других параллелей порочных.

И ведь все это как бы в обнимку,
Под закусочку и четвертинку,
Опустив, невзирая на совесть,
Вашу значимость, вес и весомость!

Ведь нема никого, кроме Кима,
Кто вставлял бы во все сочиненья
Ваше радио-, теле-, и кино-,
И театро-, и просто – значенье!

Кто бы ставил бы вас неустанно
Рядом с Байроном и Тамерланом,
А не с дьяволом и Паниковским.
(Им же сравнивать вас все равно с кем!)

Нет!
Когда я лобзаюся с вами,
Я не с вами лобзаюся, Гердт:
Я к Великой касаюся Славе
В виде ваших обыденных черт!

Что наша жизнь? Игра.
Да, это нелегко:
Сегодня пан, а завтра как придется.
Но выиграть подряд четырежды очко —
Поверьте, далеко
Не всякому такое удается!
Вы это сделали!
Сорвали этот банк!
Достигнуть столь высокий планк —
Вот все, что нам, несчастным, остается.

Надев испанские прихват и фартук,
Готовьте смело вкусный завтрак.
Затем, с уже спокойным сердцем,
Тарелку вытрите испанским полотенцем.
Потом, как сытый аллигатор,
Подите сядьте на крыльцо,
И пусть вам охлаждает вентилятор
Разгоряченное лицо!