Альфред Теннисон - Поэтический мир прерафаэлитов

Здесь, на холсте, сошлись передо мной
Грядущее и память прежних дней,
Когда, справляя праздник, иудей
Вкушал ягненка с горькою травой.
Так Бог велел когда-то; и весной
В домишко бедный в честь святого дня
Сошлась, чтоб Песах праздновать, родня.
Два агнца здесь — убитый и живой.

Огонь готов. Что мальчика гнетет,
Что наложило скорбную печать?
Он держит кровь, которой мажут вход.
Вот Иоанн, чтоб обувь завязать,
Склонился перед мальчиком; вот мать
За травами для трапезы идет.

‘Why wilt thou cast the roses from thine hair?
Nay, be thou all a rose — wreath, lips, and cheek.
Nay, not this house, — that banquet-house we seek;
See how they kiss and enter; come thou there.
This delicate day of love we two will share
Till at our ear love’s whispering night shall speak.
What, sweet one, — hold’st thou still the foolish freak?
Nay, when I kiss thy feet they’ll leave the stair.’

‘Oh loose me! Seest thou not my Bridegroom’s face
That draws me to Him? For His feet my kiss,
My hair, my tears He craves to-day: — and oh!
What words can tell what other day and place
Shall see me clasp those blood-stained feet of His?
He needs me, calls me, loves me: let me go!’

«Зачем бросаешь розы на дороге?
Вся розой стань — чело, уста, венок!
Нет, не сюда нам — в праздничный чертог!
Смотри: толпятся гости на пороге,
Войдем и мы: законы здесь нестроги,
Любовный шепот — ласк ночных пролог.
Что за смешной каприз тебя увлек?
Иди со мной; дай расцелую ноги!».

«Оставь меня! Не видишь — мой Жених
Зовет меня? К Его ногам несу
Мой поцелуй, и волосы, и слезы!
Как знать, когда прильну к ним вновь и с них
Кровь оботру, где и в каком часу?
Он любит, ждет, зовет. На что мне розы?»

Mystery: lo! betwixt the sun and moon
Astarte of the Syrians; Venus Queen
Ere Aphrodite was. In silver sheen
Her twofold girdle clasps the infinite boon
Of bliss whereof the heaven and earth commune:
And from her neck’s inclining flower-stem lean
Love-freighted lips and absolute eyes that wean
The pulse of hearts to the sphere’s dominant tune.

Torch-bearing, her sweet ministers compel
All thrones of light beyond the sky and sea
The witnesses of Beauty’s face to be:
That face, of Love’s all-penetrative spell
Amulet, talisman, and oracle, —
Betwixt the sun and moon a mystery.

Мистерия: меж солнцем и луной —
Сирийская Астарта, Афродиты
Предвестница: из серебра отлиты
Плетенья пояса; их ряд двойной
Таит восторг небесный и земной.
Изогнут стебель шеи, приоткрыты
Уста; вглядись — и вышних сфер сюиты
В биенье сердца зазвучат струной.

Пылают факелы в руках у жриц.
Все троны света, суть земных материй,
Власть талисманов, тайный смысл поверий —
Все в ней сокрыто. Так падите ниц
Пред Красотой, не знающей границ
Меж солнцем и луной: венцом мистерий.

She hath the apple in her hand for thee,
Yet almost in her heart would hold it back;
She muses, with her eyes upon the track
Of that which in thy spirit they can see.
Haply, ‘Behold, he is at peace,’ saith she;
‘Alas! the apple for his lips, — the dart
That follows its brief sweetness to his heart, —
The wandering of his feet perpetually!’

A little space her glance is still and coy,
But if she give the fruit that works her spell,
Those eyes shall flame as for her Phrygian boy.
Then shall her bird’s strained throat the woe foretell,
And her far seas moan as a single shell,
And through her dark grove strike the light of Troy.

Пока что медлит с яблоком рука —
Отдать его тебе иль сохранить?
А зоркий взгляд прослеживает нить
Судьбы твоей — спокойно, свысока.
Беспечен ты, и жизнь твоя легка? —
Отведай! Сладостью не станешь сыт,
Но сердце бедное стрела пронзит,
И вечная погонит вдаль тоска.

Глаза богини не сулят тревог,
Но дар прими, и полыхнут огнем,
Что испытал фригийский пастушок.
Бедою птичий крик ворвется в дом,
Застонет гулко моря окоем,
И отблеск Трои озарит порог.