Джим Додж: Дождь на реке. Избранные стихотворения и миниатюры

Три поклона Гэри Снайдеру за жесткое, как обычно, чтение рукописи и предложения по названию книги.

Кроме того, я особо благодарен моим редакторам Моргану Энтрекину из «Гроув/Атлантик» и Джейми Бингу из «Кэнонгейта» за их неуклонную поддержку моих литературных трудов.

Мелани Джексон, мой агент, заслуживает особого упоминания за ее безмерные усилия и проницательную благосклонность ко мне.

И, наконец, самая глубокая моя благодарность — семье и друзьям за их неослабевающую веру, поддержку и терпение.

Торговый центр Коддингтона переполняли рождественские покупатели, и я стоял в очереди в «Банку печенья» — пекарню, торговавшую моими любимыми сластями.

Времени чуть за полдень — обеденный перерыв, — и за прилавком оставили одну продавщицу, молодую, с натянутой рассеянной улыбкой. Она работала как могла быстро, но очередь двигалась медленно. Я коротал время, читая спортивный раздел, лениво размышляя, стоят ли «49-е» 100 долларов и трех пунктов против «Баранов», и тут мое внимание привлекла пожилая женщина в очереди впереди. По сутулости и морщинам я прикинул, что ей чуть за 70, по меньшей мере — уверенные 65. На ней было серое платье, но его почти совсем закрывал толстый черный свитер, болтавшийся чуть ли не до подола. Она гнулась вперед, опираясь на палку, носом уткнулась в витрину — разглядывала печенье спокойно и внимательно, свирепо, как ястреб. Зачарованный силой ее сосредоточенности, я свернул спортивный раздел и любезно произнес:

— Выбирать всегда трудно.

Взгляд ее не дрогнул.

Я не винил ее в том, что она меня презрела. Чего ради старушке, живущей в культуре грабителей, насильников и жулья, поощрять праздные беседы с каким-то бородатым и, очевидно, полубезумным хиппи с гор, где он наверняка тоннами выращивает марихуану и Господь ведает чем занимается с овцами. Меня слегка омыло печалью — так всегда бывает, если твои добрые намерения гасятся культурными обстоятельствами. Настаивать я не решился.

Когда дошла старушкина очередь, она с сильным славянским акцентом заказала три печенья с шоколадной крошкой.

— Больших, — уточнила она, постукивая по стеклу напротив того, что выбрала.

Загнанная продавщица исправно вытащила три печенья размером с блюдце в кондитерских салфеточках. Я заметил — у одного сбоку отломался кусочек. Старушка — тоже:

— Битых не надо! — распорядилась она.

Продавщица улыбнулась ей на автопилоте и заменила ущербное печенье, сунула все в белый пакет и положила на прилавок.

— Доллар семьдесят шесть, пожалуйста, — сказала она старушке.

Та повернулась ко мне спиной и принялась шарить в ридикюле размером с кошелку для вязанья. Продолжительно что-то побормотав, она, в конце концов, выудила две долларовые бумажки, скрученные вместе и перехваченные желтой резинкой. К продавщице она обратилась с непреклонной формальностью:

— Еще мне печенья с арахисовым маслом. Маленького. На двадцать четыре цента.

Продавщица с видом «Господи, скорей бы месячные» зачерпнула совочком три маленьких печенья с арахисовым маслом и, не озаботившись их взвесить, сунула в пакет к остальным. Старушка скатила с двух бумажек желтую резинку и развернула их на прилавке, тщательно разгладила, а потом уложила белый пакет в ридикюль для вязанья, туда же бросила желтую резинку и чек и вышла, проворно шаркая. В наплыве толпы я потерял ее из виду и шагнул к прилавку.

Где-то полчаса спустя я сидел на лавочке в другом конце торгового центра, по-прежнему размышляя о деньгах и очках и дожевывая последний хот-дог, и тут появилась давешняя старушка; после длительных маневров она плюхнулась на дальний конец скамьи.