Илья Эренбург - Избранное

Люблю красотку я, служу ей страстно,
Но не дурак я, не простец смешной.
Она на всякий вкус, для всех прекрасна,
Обут и сыт из-за нее одной.
Приходит гость — беру кувшин большой,
Несу воды, не говоря ни слова,
Им хлеб даю, плоды, вина густого.
Коль платит хорошо — кричу потом:
«Как распалитесь, киньтесь снова
В блудилище, где вместе мы живем».

Но иногда взглянуть на нас опасно,
Как без гроша Марго придет домой.
Я видеть не могу ее! Ужасна!
Беру наряды все ее — постой!
Коль так, я всё отдам за золотой!
Тут начинается, она средь рева
Кричит, что не отдаст свои обновы.
Я ей даю по морде кулаком
И ставлю на щеке пятак багровый
В блудилище, где вместе мы живем.
……………………
Потом мир заключен, она рукой
Мне ляжку гладит— «ты милашка мой».
……………………
И, пьяные, мы спим мертвецким сном.
Всю ночь мычит проклятая корова
В блудилище, где вместе мы живем.

Что ветер, снег? Мне хлеб всегда готовый.
Я жулик, а она нашла такого.
Кто лучше? Хороши они вдвоем!
И, верьте, рыбка стоит рыболова
В блудилище, где вместе мы живем!

Для матери молитва скреплена,
Чтоб прославлять Заступницу отныне,
Бог знает, сколько вынесла она,
Простая женщина, скорбя о сыне.
Нет мне убежища, иной твердыни!
Но плоть мою и душу может ограждать
Средь множества печалей и уныний
Старуха бедная — и это мать!

Небесная царица и земная,
Хранительница преисподних врат
И госпожа заоблачного края,
Прими убогую в свой райский сад,
Где дети славословят и кадят.
Я, грешная, жила не так, как надо.
Я, нерадивая, прошу пощады.
Грехов изведала я злую сеть,
Но ныне к деве обращаю взгляды —
Хочу в сей вере жить и умереть.

Ты сыну своему скажи — темна я,
Чтоб он не оттолкнул меня назад.
Так Магдалину принял он, прощая,
И так монаха, что грешил стократ,
Продавши черту душу, выпив яд
Всей дьявольской науки и услады,
Простил он, добрый пастырь злого стада.
Заступница, моли его и впредь
Ты, лилия невидимого сада.
Хочу в сей вере жить и умереть.

Я женщина убогая, простая.
Читать не знаю я. Меня страшат
На монастырских стенах кущи рая,
Где блещут арфы, и под раем ад,
Где черти нечестивцев кипятят.
Сколь радостно в раю, сколь страшно ада
Среди костров, и холода, и глада!
К тебе должны бежать и восхотеть
Твоих молений и твоей ограды.
Хочу в сей вере жить и умереть.

Ты, матерь божия, — печаль и страда!
Твой сын оставил ангелов усладу,
За нас он принял крест, и бич, и плеть.
Таков он, и в такого верить рада,
Хочу в сей вере жить и умереть.

Я Франсуа — чему не рад!
Увы, ждет смерть злодея,
И, сколько весит этот зад,
Узнает скоро шея.

Старухой после медленного дня,
Над пряжей, позабывши о работе,
Вы нараспев стихи мои прочтете:
Ронсар в дни юности любил меня.

Служанка, голову от сна клоня
И думая лишь о своей заботе,
На миг очнется. Именем моим вспугнете
Вы двух старух у зимнего огня.

Окликнете — ответить не сумею;
Я буду мертвым, под землей истлею.
И, старая, вы скажете грустя:

«Зачем его любовь я отвергала?»
Вот роза расцветает, час спустя
Ее не будет — доцвела, опала.

Голубка над кипящими валами
Надежду обреченным принесла —
Оливы ветвь. Та ветвь была светла,
Как весть о мире с тихими садами.

Трубач трубит. Несет знаменщик знамя.
Кругом деревни сожжены дотла.
Война у друга друга отняла.
Повсюду распри и пылает пламя.

О мире кто теперь не говорит?
Слова красивы, и посулы лживы.
Но я гляжу на эту ветвь оливы:

Моя надежда, мой зеленый щит,
Раскинь задумчивые ветви шире
И обреченным ты скажи о мире!

Уж ночь на небо выгоняла стадо
Своих блуждающих косматых звезд,
И ночи конь, вздымая черный хвост,
Уж несся вниз, в подземную прохладу.