Джованни Боккаччо - Фьезоланские нимфы

Когда же небо звезды осияли
И ночь пришла, тогда они втроем
Поужинали вместе, поболтали
О всяких новостях, о том, о сем;
К тому душа и сердце но лежали
У Африко: скучал он их житьем.
И вот пошел он спать уединенный,
Надеждой, новой думой увлеченный.

Но прежде чем хоть бы на миг забылся
Иль вспомнил бы, что есть на свете сон,
Раз тысячу, скажу, поворотился
В своей постели с боку на бок он.
И ясно, что всем сердцем он стремился
Лишь к пей, которой был так истомлен.
Но все же хоть в надежде укреплялся,
Меж да и нет невольно колебался.

Все ж наконец под утро соп усталый
Влюбленному неслышно взор сковал.
Спал на спине он тихо, как бывало.
Венерин образ тут ему предстал,
А на руках — Амур, младенец малый,
И луком, и стрелами угрожал.
Тогда богиня — так ему приснилось —
Ему такою речью провещилась;

«Я принимаю жертвоприношенье
И речь, какою ты меня молил,
И в полное за них вознагражденье
Получишь все, чего себе просил.
И будь отныне в крепком убежденье:
Отказа в помощи всех наших сил
Тебе не будет: я и сын с тобою;
Совет мой чти; ко благу все устрою.

Добудь себе наряд обыкновенный
Для девушек, совсем как их шитье,
Широкий, длинный до ног непременно.
Достав себе лук, стрелы и копье,
Иди простою нимфою смиренной
На поиски — и ты найдешь ее.
Тебя за нимфу примут, выйдет дело,
Ты только с ними будь открыто, смело.

И как увидишь Мензолу, беседой
С ней о вещах священных начинай,
Божественных, — приятно проповедуй,
А между тем себя не забывай.
Тому, что знаешь сам, на деле следуй,
И только, сын мой, сердцу помогай —
Оно научит всем речам учтивым
И для нее приятным и красивым.

И только лишь денек твой прояснится,
Увидишь — и тогда откройся ей.
Она, как птичка, лесом устремится
От соколиных яростных когтей.
Но сделай — пусть не так тебя боится:
Ведь побежит, так побежит быстрей,
Чем схватишь ты ее; не сомневайся;
Слукавив, своего уж добивайся.

Насилия но бойся: так поранит
Ее мой сын, что из твоих когтей
Уж не уйдет; получишь все, что манит,
И в полноте, по воле ты своей.
Пусть мой совет тебе законом станет —
И совершишь, и овладеешь ей».
Рекла — исчезла. День уж загорелся.
И Африке вскочил и вмиг оделся.

И понял он видение Веперы
Глубоко — и возрадовался он,
И этот план пленил его без меры.
Тут пламень в сердце так был разожжен,
Что весь пылал он, полон крепкой веры:
Ведь уж теперь возьмет ее в полон.
Обдумывать он начал предприятье;
Все дело в том: как раздобыть бы платье?

И вспомнил, поразмыслив, что хранится
У матери красивейший наряд —
Она в него лишь изредка рядится, —
И молвил он себе: «Вот был бы клад,
Когда б его добыть!» Лишь отлучится
Мать из дому — и будет он богат.
В потайном месте так он платье спрячет,
Что после взять — уж ничего не значит.

И тут судьба явилась благосклонной
И доброю к нему. Едва погас
И бледный лик луны в лазури сонной,
И звездный свет, и дня был близок час,
Как Джирафоне встал и, побужденный
Работой спешной, вышел вон как раз,
Нимало не замедля. Вся забота,
Пошла вослед старушка за ворота.

Тут не был Африко ленив на дело.
Увидевши, что в доме — никого,
Туда, где платье, поспешил он смело
И скоро без труда сыскал его.
Едва задумал, как уж все поспело.
Никем не зрим, скрывая торжество,
Добычу из дому он снес далеко,
В чужое место, и укрыл до срока.

Потом, когда домой он торопился,
Для дела все казалось под рукой.
А потому он в тот же день стремился
За Мензолой; но, как вошел домой,
Взял лук он, что за выделку ценился,
Со стрелами колчан красивый свой
И всякими вещами запасался.
Так день прошел, другой уж начинался.

Уж Феба кони быстрые примчали
Сменить зарю на блещущий восток;
Уже вершины желтые сияли,
И отблеск розовый на запад лег;
Местами долы лишь в тени лежали, —
Как Африке вскочил и со всех ног
С колчаном, с луком из дому помчался.
«Я на охоту», — матери сказался.

Пошел к вчерашнему он месту, вынул
Поспешно платье матери своей;
И там с себя свои одежды скинул,
В него переоделся поскорей;
Подпоясаться стеблем не преминул,
Чтоб двигаться свободней и ловчей.
Ему Венера, верно, помогала
В убранстве: так оно ему пристало!