Джованни Боккаччо - Фьезоланские нимфы

Другие в страхе — суета такая! —
Вон из воды — к одеждам все спешат
И впопыхах, себя лишь прикрывая,
Скорей, едва одевшись, наугад,
Одна другой совсем не замечая,
Бегут и не оглянутся назад —
Все врассыпную, кто куда, и в спехе
Оставили на месте все доспехи.

А Африко в объятьях, торжествуя,
Сжал Мензолу, рыдавшую без сил,
В воде — и, девичье лицо целуя,
Слова такие милой говорил:
«Ты — жизнь, ты — нега, коль тебя возьму я,
Не отвращался: мне тебя вручил,
Душа души моей, обет Венеры,
Не плачь хоть для богини, ради веры!»

Но Мензола речей его не слышит,
И борется всей силою своей,
И крепкий стан туда-сюда колышет,
Чтоб из объятий вырваться скорей
Того, кто на нее обидой дышит;
По лику — слезы градом из очей.
Но он ее держал рукой железной —
И оборона стала бесполезной.

В той их борьбе задумчиво дремавший
До той поры — отважно вдруг восстал
И, гордо гребень пышный свой поднявши,
У входа в исступленье застучал.
Бил головой, все дальше проникавшей,
Так, что вовнутрь вошел, не отдыхал,
Ломился с превеликим воплем, воем
И словно бы с кровопролитным боем.

Мессер Мадзоне взял Монтефикалли
И в замок победителем вступил —
И вот его с восторгом тут встречали,
Кто гнал сейчас из всех последних сил.
Но после столь решительных баталий
Он буйну голову к земле склонил,
От жалости глубокой прослезился,
Из замка кротким агнцем удалился.

Как видит Мензола, что против воли
Похищено девичество ее,
Рыдая, к Африко в душевной боли
Оборотилась: «Совершил свое
И, дуру, обманул меня; хоть доле
Не медля выйдем: злое бытие
Сейчас прерву руками я своими;
Жить не хочу с страданьями такими».

Услышал Африко слова печали,
И на берег он вышел вместе с ней;
Ее страданья лютые терзали,
И тяжко он скорбел в душе своей.
Его желания торжествовали
Отчасти, но вспылал еще сильней
Огонь в груди, сторицей распаленный
Пред ней, такой несчастной и смущенной.

Одеться только лишь они успели,
Схватила быстро Мензола копье,
Ни слова не сказав — к последней цели,
В грудь крепкое направив острие.
Увидев мысль ужасную на деле,
К ней Африко метнулся и ее
Схватил под мышки, в лес далеко с силой
Копье забросил и промолвил милой:

«Увы, любовь моя, что ты хотела,
Что за безумье совершить с собой?
О злая мысль — на этакое дело
Свирепое подвигнуть разум твой!
О, мне, глупцу, какого ждать удела,
Лишась тебя со всей твоей красой?
Минуты бы не прожил я в разлуке
И на себя сам наложил бы руки!»

Сердечной мукой Мензола такою
Томилась, что у Африко в руках
Упала, обмерла: а он с тоскою
Уж видит смерть на меркнущих чертах.
Обняв ее, он слезы льет рекою.
Холодный душу сотрясает страх
За жизнь ее; и ношу дорогую
Он сокрывает в сень ветвей густую.

Так вместе с ней поникнув под ветвями,
Он левою рукой ее держал,
А правою покрытые слезами
Ланиты ей тихонько вытирал
С суровыми и грустными речами:
«О смерть, вот все, чего твой взор искал!
Ты счастья моего меня лишила,
А вместе с ним и мне — одна могила».

Потом, лик помертвевший лобызая,
«Любовь моя! — взывал он. — Для чего
Злой этот день, судьбина эта злая
Нас разлучила!» Взора своего
С лица любимого все не спуская,
Все говорил — и клял он торжество
Своих желаний, что минутно было
И Мензолу так страшно оскорбило.

Но, скорбь излив над помертвелым ликом,
Что, бледный, не казался больше жив,
Его не раз в мучении великом
Слезами и лобзаньями покрыв,
Не в силах жить в. терзании толиком,
Решил убить себя. Вот уж порыв
Его с земли для смерти подымает —
Как он услышал: Мензола вздыхает.

Дух Мензолы по воздуху носился,
Час не один в блуждании провел,
И в тело наконец он воротился,
В свои вместилища опять вошел, —
Она пришла в себя, и вздох излился,
И стон из уст, и горестный глагол:
«Увы, увы, о если б умерла я!» —
Она рыдала, не переставая.

Когда увидел Африко живою
Вдруг Мензолу, что, мнилось, уж мертва, —
Воскрес сердечной радостью одною,
Заговорил утешные слова:
«О роза ароматом и красою,
Я за тебя страдаю, ты права;
Но лишь не бойся и не ужасайся,
Моей защите крепкой доверяйся.