Торквато Тассо - Освобожденный Иерусалим. Новый перевод

Он замолчал, и жуткою гримасой
Арганта злобный искривился рот.
Губой задергал горец черновласый,
Затрясся так, что отступил народ:
«Мечом, воитель, чресла опоясай,
Не хочешь мира — получай сирот!» —
И к полководцу подскочил с угрозой,
Собранье оскорбляя гнусной позой:

Бесстыдно подхватив полы плаща,
Грудей кормящих он свернул подобья
И, от безумной злобы трепеща,
Смотрел на крестоносца исподлобья:
«Ты царствовать не хочешь сообща,
Ты раздуваешь огнь междоусобья!
Войну от мира отличить легко —
Решай, какое выпьешь молоко!»

Тут гневный гул пронесся по собранью:
Вскочили франки в яростном пылу,
Не дожидаясь, шуткой или бранью
Ответит Готфрид царскому послу,
А нехристь, распалясь, как перед бранью,
Скрутил сильнее правую полу:
«Навстречу распре растворяйте двери —
Войну я объявляю вашей вере!»

Казалось, Янус белый свет чернит,
Отверзнув злобное нутро черкеса,
В глазах его, как факел эвменид,
Росла, искрясь, кровавая завеса.
Так башня вавилонская в зенит
Вздымалась встарь по наущенью беса:
Уперся в небо головой Аргант —
Созвездьям смертью угрожал гигант!

Ответил Готфрид дерзкому злодею:
«С халифом я готов расторгнуть мир.
Царя Египта ждем мы в Иудею,
А не дождемся — явимся в Каир!
Послов я одарю, чем сам владею,
Пускай дивится мусульманский мир!»
Алету шлем достался оперенный,
Захваченный в Никее покоренной.

Клинок в подарок получил черкес —
С богатой рукоятью, чужестранный.
Отделки золотой немалый вес
Тускнел перед работой филигранной.
Аргант рукой могучей сжал эфес
И крикнул: «Нынче же смертельной раной
Клинка ознаменуется удар —
Спасибо Готфриду за щедрый дар!»

Еще страшней его сверкнули очи,
Едва посланцы вышли из шатра:
«Скачи, Алет, в Египет что есть мочи,
Мне ж в Иерусалим давно пора!
Я в путь отправлюсь под покровом ночи,
А ты готовься выехать с утра.
Я с караваном не пойду верблюжьим,
Мне место там, где слово за оружьем!»

Врагом в одно мгновенье стал посол
И, обнаруживая норов бычий,
Ответа не дождавшись, в ночь ушел,
Закон людской отринул и обычай.
На сами звезды дружеские зол,
Нетерпеливо, словно за добычей,
Стрелою ринулся в священный град —
Товарищ был его отъезду рад.

Сгустилась ночь, разлив покой безмолвный,
И мир уснул, казалось, навсегда.
В берлогах звери спят, в озерах — волны,
В сердцах не пробуждается вражда.
В прохладной тьме вкушают отдых полный
И пестрые пичуги, и стада.
Уснули ужасы на дне незримом,
Но не до сна сегодня пилигримам.

Ни воин закаленный, ни юнец
Не спит сегодня в стане христианском:
Герои ждут, когда же наконец
Родится день в безбрежье океанском
И город — долгого пути венец! —
На горизонте вспыхнет ханаанском!
Не спят и ждут, когда же первый луч
Над башнями пробьется из-за туч!