Евгений Плужник - Ой упало солнце - Из украинской поэзии 20–30-х годов

Хорошо, что во время обыска я этот „Дневник“ успела спрятать — был бы следственный материал для обвинения».

Нагромождались медленно, но неумолимо и последовательно, факты, которые свидетельствовали о неуклонной вульгарной идеологизации литературно-художественной жизни. Росло политическое недоверие к писателям старшего поколения, хотя еще вспоминались, правда, с идеологической предосторожностью имена и издавались произведения тех литераторов первых послереволюционных лет, которые преждевременно ушли из жизни.

Были расстреляны деникинской контрразведкой писатели-революционеры Василь Чумак и Гнат Михайличенко, погиб в Чернигове во время восстания против гетмана Павла Скоропадского, который призывал кайзеровские войска на Украину, молодой прозаик Андрей Заливчий, осужден к расстрелу в расцвете своего песенно-образного осмысления человека, природы и мира по приговору ЧК в 1921 году вроде как за принадлежность к подпольной контрреволюционной организации талантливый Григорий Чупринка.

Печатались в советской прессе и те литераторы, которые по тем или иным причинам оказались в эмиграции. Одни были втянуты в водоворот революционных событий 1917–1920 годов, другие остались на западно-украинских землях, отторгнутых от основного украинского материка. Среди них известный историк Михайло Грушевский, прозаик и драматург Владимир Виниченко, поэты Александр Олесь, Василь Бобинский, Микола Вороный, Галина Журба…

Призываются в ряды творцов «новой эры пролетарской поэзии» одаренные личности из числа рабочих, которым суждено было перевернуть новую страницу истории. И эта страница национальной культуры была высокохудожественной, жанрово разнообразной, мастерски «схваченной» с бурлящих волн Революции.

Художники отстаивают право на индивидуальное — в стиле, в форме самовыражения, а отсюда, как это полемически заострил в своих литературных памфлетах Микола Хвылевый, право украинской литературы и культуры на суверенность духовного взлета до уровня мировых культур. Его идея «азиатского ренессанса» — будущего неслыханного расцвета искусства порабощенных народов, возрождение национального искусства разбуженного революцией украинского народа, его призыв равняться на «психологическую Европу» («Европа — это опыт многих веков… Это — Европа грандиозной цивилизации, Европа — Гете, Дарвина, Байрона, Ньютона, Маркса и т. д. и т. п. Это та Европа, без которой не обойдутся первые фаланги азиатского ренессанса») не были какими-то спекулятивно выхваченными из многоцветного сплетения разных эстетических направлений и течений, которые так бурно клокотали в Европе в конце XIX — начале XX столетия, демагогическими транспарантами для засвидетельствования своей собственной художественной оригинальности. Это была продуманная, реалистически взвешенная на весах исторической судьбы национальной культуры акция духовного содержания, которая должна бы интенсифицировать движение украинской культуры в благоприятных условиях развития к европейской и мировой культурной семье, родить искусство «нового созерцания, нового мироощущения, новых сложных вибраций».

Были ли у Миколы Хвылевого, ваплитовцев и неоклассиков основания для такого решительного обобщения? Да, были! Уже революцией рожденными «Солнечными кларнетами» юный Павло Тычина создал музыкально-гармоническую, светоносную идею-образ возрождения и обновления человека и нации в их духовном единстве. Он явил окрыленному революционными оркестрами современнику новый поэтический образ мира как символ и синтез украинского поэтического образного мышления и европейского модернизма.

Серьезным аргументом в пользу страстного призыва Миколы Хвылевого и его единомышленников стряхнуть с себя псевдопышные одежды культурного эпигонства были переводы античных и европейских классиков, которые осуществляли неоклассики Максим Рыльский, Микола Зеров, Павло Филипович, Михайло Драй-Хмара. Прежде всего их силами создавалась на Украине мировая культурная школа: осуществлялось издание украинской литературной классики, готовились статьи и фундаментальные литературоведческие исследования, читались лекции, проводились научные семинары…

А какие споры бушевали вокруг футуристических звуко-образных и смысловых новаций Михайла Семенко и Гео Шкурупия! Вскоре их не станет, и на много лет будет изъята из духовной жизни Украины мастерски аллитерационная, парадоксально визуальная, острообразная поэзия, которая так эффектно передавала урбанистическую сиюминутность задорных и по-юношески агрессивных поэтов-футуристов. Кому мешало это искреннее словесное эпатирование, магия преобразований и перевоплощений слов и звуков, своеобразные парады словесных открытий и эффектные стыковки звуковых рядов?