Александр Артёмов - Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Может, на меня, родная,
Вскинула б глаза, что зори,
Ясные, как небо мая,
Голубые, как озера.

О тебе не ведал, не гадал
И души предчувствием не мучил,
А увидел — да и в плен попал,
Хоть к неволе жизнью не приучен.

Мне сдается, что таких, как ты,
Солнце не встречало возле хаты —
О таких на скрипках золотых
Пели сказочные музыканты.

Скажут, это выдумка моя,
Может, так — не думаю перечить.
Не могу противиться и я
Слабости, до капли человечьей.

Про тебя, избранницу мою,
Расскажу я зорям, будто людям,
Лес попросит — лесу пропою,
Никому отказано не будет.

Тишина. Улегся майский шум,
Шум весны у радостных селений.
Странно как-то: год тебя ношу
В самом сердце — и без позволенья.

Ты — как вода для иссохшей земли,
Как моряку — горизонт, еле видный.
Крикнуть? — Ветра́ передать не смогли б.
Плакать? — Но перед березами стыдно.

Сказку придумать? — Не выйдет на лад.
Песню сложить? — Но не сложится песня.
Сон мой опять как рукой ты сняла —
Снова я там, у околицы вешней.

Думал я:
Путь беспрерывных боев
Молодость сердца умолкнуть заставит,
Может, его у родимых лесов
Пуля пронзит или бомба раздавит.
Мысли, как дым, всё плывут волокном
В наше село, к его краскам неброским.
Веткой береза царапнет окно —
Как на тебя, я гляжу на березку.

Месяц раненый скрылся в лесу,
Бор в снегу — поседелый будто.
Не стихай же, секи по лицу,
Нашей полночи ветер лютый!

Градом выморозь каждый вдох,
Черным дымом заполни веки,
Чтоб захватчик ослеп, оглох,
Чтоб и след замело навеки.

Чтобы вражьих зрачков огни,
Стекленея, летели мимо.
Не жалей их, метлой гони
Из просторов отчизны милой.

Нагоняй на них лютый страх,
Белорусских равнин раздолье.
Месяц раненый скрылся в кустах,
А буран свирепеет в поле.

Возле хаты твоей сосновой —
В серых скатках, в ремнях солдаты.
Повстречай ты их добрым словом
И попотчуй их, чем богата.

Сыновья, дорогая мама,
Покидают, идя на запад,
Рощи, полные птичьим гамом,
Знойных пасек медвяный запах,
И поля с золотою рожью,
Сеном пахнущие навесы,
Травы, полные влажной дрожи,
Нецелованную невесту.

Может, в яростный час атаки,
Успокоенный пулей вражьей,
Не один из них мертвым ляжет
У окопов на буераки.

Ты закрой им глаза
И мятой
Щедро выстели их могилы,
И поплачь, как над сыном милым,
Ранью майскою синеватой.

Пилотку сняв, глядит, как стынет
Горушка пепла и земли.
Село в железной паутине,
А в синем небе журавли.

А в сердце?
Разве в сердце глянешь,
Как в ключ прозрачный у села?
Молчат, потупившись, селяне;
Где хата некогда была,
Теперь лишь едкий дым под небом
Ползет, грызет стволы ракит…

А сердце?
Полно лютым гневом!
А в синем небе?
Ястребки.

Искривленные рельсы,
Шпал огарки.
Докуренные желтые цигарки.
Клочки бумаги, по путям гонимой,—
Солдатские послания к любимой.
Бутылки
И консервные жестянки.
Рассвет на разбомбленном полустанке.
Бесчисленных гудков напев унылый
И беженцев забытые могилы.

В окопе сидя, я под свист метели
Мечтал, бывало, о заветной цели, —
Как принесу покой в походном ранце
Десяткам
Страдающих в неволе станций,
Живой звезде,
Мерцающей в кринице,
Изведавшей изгнанье молодице,
Медовым липам и вишневым селам,
Над Свислочью березам невеселым.
Я в Минск пришел
И преклонил колени
Перед столицей в пору избавленья.

Прославьте же звезду освобожденья!
Пройти дано ее лучам багряным
По изнывающим в неволе странам.
Она — примета
Близкого рассвета.

Уже не доехать
Бойцу молодому
До края родного,
До отчего дому.

Лежит он раскинувшись,
Руки разбросив,
Над ним обгорелые никнут
Колосья.

Лежит он, как витязь,
В потоптанном жите,
Родную увидите —
Не говорите.