Вальтер Скотт - Мармион. Повесть о битве при Флоддене

Во имя всех твоих шагов

К святыням всех святых гробов, Во имя Церкви умоляю!

Кем Вильтон оклеветан был?

Кто эти письма подменил?

Чья грязная интрига

Таится здесь? И чья вина?

Стыд говорить — она, она,

Монахиня-расстрига!

И может быть, что, не узнав

Ее причудливость и нрав,

Ты был бы очень удивлен:

Ее любовник — Мармион,

И вдруг она — и для чего? —

Спешит устроить брак его!

Но ей бесчестный этот ход

Над Мармионом власть дает:

В его дела посвящена,

Хранила при себе она

Его приказ, конверт, печать —Всё, что могло разоблачать

Бесчестность Мармиона.

Святая Хильда помогла

Раскрыть пути греха и зла

И честь обители спасла,

И Клару от барона!

24

Распространяться смысла нет,

Как мне достался сей пакет —

С ним ехать не должна я:

Ведь рыцарь может по пути

На преступление пойти,

Спаси меня, Святая!

И коль случится мне опять

Твои владенья покидать,

Я наложу епитимью

На душу грешную свою!

Возьми пакет, отец святой,

Тебя преступною рукой

Не остановят! В Кентербери

Тебе всегда открыты двери…

Всё надо Волей передать,

Чтоб Генрих правду смог узнать!

Пусть Бог тебя благословит,

Святая Хильда наградит,

И ночью будем мы, и днем

Служить о здравии твоем…

Чем ты взволнован? Что с тобой?»

Монах дрожащею рукой

Из рук ее берет пакет,

Держась за стену. И в ответ

Ни слова. «Что с тобой?» — но вдруг

Пронзительный далекий звук

В ночи пронесся по холмам.

«Святой Витольд! Что это там?

Смотри! Над городским крестом!

Там — призраки из темноты

Несут гербовые щиты!

Флажок мелькает за флажком!»

Крест городской был водружен

На перекрестке двух дорог,

Тяжелый каменный пилон

И на кресте — единорог.

Кончался башенкой пилон,

И кольцевой кругом балкон,

С которого герольд, бывало,

Читал указы короля.

А вся шотландская земля

Под звук трубы ему внимала.

А ныне… Будь земля свинцом, Тому, кто снес пилон с крестом!

…И вот над цоколем креста

Явилось дикое виденье:

Там колыхалась пустота,

Меняя форму и движенье.

Фигуры смутные, привстав,

С неясным шелестом качались,

То словно падали стремглав,

То, подымаясь, разлетались.

Казалось, там, в тени столпа, Герольдов смутная толпа,

Знамена, ленты и гербы,

Вот-вот, казалось, звук трубы

Над улицей ночной

Прорежет сон. Но вдруг слегка

Свет заскользил издалека.

Так пламенеют облака,

Волнуясь под луной!

Свет разливался и порхал,

Перебегал и затухал,

И грозный вызов прозвучал

Над призрачной толпой:

26

«Все рыцари, кого сейчас

Поименую я,

Внимайте зову! Близок час,

Бароны, графы, принцы — вас

Ждет грозный судия!

Я заклинаю вас грехом,

Что гнезда вьет в сердцах,

И плотских вожделений злом,

Что оскверняют прах,

Гордыней заклинаю вас,

Могилой, стоном в смертный час, И страхом, и стыдом —Явиться через сорок дней

Перед лицом Царя царей

И дать ответ во всём!»

Тут прогремели имена,

И первым (бедная страна!)

Король был назван твой.

Потом Гленкерн, Аргайл, Монтроз, Форбс, Ленокс, Кроуфорд, Босвелл, Росс…

Владыка Мрака длань простер

И громовой трубой

Звал рыцарей обеих стран,

Шотландцев или англичан

Под Флодден в смертный бой.

Ни Мармион, лорд Фонтеней,

Лорд Лютервард, лорд Скрайвелбей, Ни Вильтон, бывший Аберлей, —Никто не позабыт…

Вдруг голос прозвучал другой: «Я отвергаю вызов твой,

Сгинь, сгинь! Я обращусь с мольбой

К Тому, Кто в милости святой

Всех грешников простит».

И тут, терзая воплем слух,

Толпу оставил адский дух,

Настала тишина…

И аббатисса, ниц упав,

Молилась, четки крепче сжав:

Она была одна.

Когда монахини пришли,

Исчезло всё в ночной дали,

И неизвестно было им,

Куда девался пилигрим…

Читатель, переменим сцену:

Оставим Эдинбург пустой.

С утра войска за строем строй

Ушли, покинув эти стены.

И лишь с тревогой и мольбой

Дитя или старик седой,

Или красавица с тоской

Бредут к часовенке святой.

Где ж пилигрим? Где Мармион?

Где Клара? В древний Танталлон

Их велено везти.

Теперь их Ангус опекал,

И он, как Линдзи, приказал,

Чтобы никто не покидал

Отряда по пути.

Лорд ехал справа. А за ним,

Уздой играя, пилигрим

Всё говорил о том,

Что в поле воин и один,

Когда себе он господин,

Что верные родной стране