Демьян Бедный - Том 1. Стихотворения 1908-1917

   Ерема в дворниках служил.
Хоть было по двору порой и хлопотливо,
   А в праздник – особливо,
   Одначе жил Ерема – не тужил
И службу нес хозяйскую ретиво.
Хозяин уж не раз Ереме за труды
   Сулил при случае подачку.
От радости мужик сильней порол горячку.
   И допоролся… до беды.
О рождестве, когда кто мог, тот веселился,
   Хозяин к дворнику ввалился:
   «Ох, миленький, смотри!
   Поостеречься б нам пожара.
В хватере надо мной шумят… Как будто свара…
Перепились, должно… Поди-ко-сь… усмири!»
   И, повинуяся приказу,
   Наверх стрелой летит силач.
«Ой, убивают! Ой!» – раздался где-то плач
   И замер сразу.
Ерема мчит назад. Хозяин у перил
Стоит испуганный. «Ну что?»
   «Да усмирил!..
С натуги ломит поясницу.
   Поди ж ты, начали дерзить!..»
Израненных жильцов пришлося увозить
   Едва живых – в больницу!

Я знаю: приговор Ереме будет строг.
Не повезло ему. Судьба в бараний рог
   Таких, как он, не всех сгибает.
На неудачника легко махнуть рукой.
   А в этом дворнике какой
   «Администратор» погибает!

      У Клима помер зять,
   Господь бедняге не дал веку.
   Так довелося Климу взять
   Егорку-сироту в опеку.
   Едва ль не со второго дня
Наш опекун ворчит: «Мотри ты у меня!
   Не стану по головке гладить.
   Набедокуришь – буду сечь.
Замашек всяческих теперь как не пресечь,
   Так опосля с тобой не сладить».
   И, что ни день, с тех пор,
   Как только час улучит,
   Мужик сиротку учит:
То по загривку даст, то схватит за вихор,
   То палкой взбучит!..
«Побойся бога, Клим! – вздыхал сосед Пахом. –
Опека бы твоя не кончилась грехом!»
Грехом и кончилась. Случилось: после порки
День целый опекун не мог сыскать Егорки.
   «Вот, язва-то! Вот песий струп!
Полезем на чердак. Там негодяя нет ли?..
Есть! Вот!»… И обмер сам: на мужика из петли
Глазами страшными холодный глянул труп.
И плач и вой пошел по дому. Напоследи
   Сбежалися соседи.
«Что? – все накинулись на Клима. – Что, злодей?!»
«Как будешь ты глядеть, скотина, на людей?»
   «У, чтоб те руки обломало!
Дите, сироточку, побоями сгубил!»
«Бил! – огрызнулся Клим. – Беда не в том, что бил!
   Беда – что бил, как вижу, мало!»

Нововременскую прочтя на днях статейку,
Где, изнасиловав убогую идейку,
Сеченье воспевал какой-то подхалим,
Я ахнул: батюшки! Да это ж пишет… Клим!

«Хозяин! Пантелей Ильич! Гляди-ко… Волга…
Взбесилась, видит бог. И потонуть недолго.
   А не потонем – все равно
   Водой промочит все зерно».
   Приказчик мечется, хлопочет.
   А Пантелей Ильич, уставя в небо взор,
   Дрожащим голосом бормочет:
   «Святители! Разор!
Чины небесные, арханделы и власти!
   Спасите от лихой напасти!
   Я добрым делом отплачу…
   Сведу в лампадах пуд елею…
   Под первый праздничек свечу
   Вот с эту мачту закачу…
   И сотельной не пожалею!»
То слыша, говорит приказчик Пантелею:
«Ты это что ж, Ильич? Про мачту-то… всурьез?
Да где же ты свечу такую раздобудешь?»
«Молчи, дурак, – умнее будешь! –
Хозяин отвечал сквозь слез. –
Дай только вымолить скорей у неба жалость,
Чтоб я с моим добром остался невредим, –
А там насчет свечи мы после… поглядим…
   Укоротим, пожалуй, малость!»

Читатель, за вопрос нескромный извини:
   Скажи, ты помнишь ли те дни,
   Когда везде толпы народа
   Гудели, как шмели
        У меда:
        «Свобода!»
        «Свобода!»
А дела до конца не довели.
На радостях, забыв о старом,
      Обмякли перед вольным даром.
Читатель, ежли ты один из тех шмелей,
Сам на себя пеняй и сам себя жалей, –
А мне тебя не жаль. Польстившись на подарок,
      Что заслужил, то получи:
      Заместо сотенной свечи –
      Копеечный огарок.