Демьян Бедный - Том 1. Стихотворения 1908-1917

Забыл Аким: «По роду и удел!»
  Так ведь Аким – простонародье.
Но если я какого пса задел,
  Простите, ваше благородье!

Помещик прогорел, не свесть конца с концом,
Так роща у него взята с торгов купцом.
Читателям, из тех, что позлословить рады,
     Я сам скажу: купчина груб,
И рощу он купил совсем не для прохлады,
     А – дело ясное – на сруб.
     Все это так, чего уж проще!
Однакож наш купец, бродя с сынком по роще,
     Был опьянен ее красой.
Забыл сказать – то было вешним утром,
     Когда, обрызгана душистою росой,
     Сверкала роща перламутром.
     «Не роща – божья благодать!
Поди ж ты! Целый рай купил за грош на торге!
Уж рощу я срублю, – орет купец в восторге, –
Не раньше осени, как станет увядать!»
Но тут мечты отца нарушил сын-мальчонок:
«Ай, тятенька, гляди: раздавленный галчонок!»
«И впрямь!.. Ребята, знать, повадились сюда.
Нет хуже гибели для птиц, чем в эту пору!
Да ты пошто ревешь? Какая те беда?»
«Ой, тятенька! Никак ни одного гнезда
     Мне не осталось… для разору!»

     Что скажешь о сынке таком?
Он жадность тятькину – в количестве сугубом, –
     Видать, усвоил с молоком,
Был тятька – кулаком.
     Сын будет – душегубом!

   «Хозяин стал не в меру лих!
Такую жизнь, – сказал в конюшне рыжий мерин, –
   Терпеть я больше не намерен:
   Бастую – больше никаких!»
И мерину в ответ заржали все лошадки:
   «Ты прав, ты прав!
   Стал больно крут хозяйский нрав,
   И далеко зашли хозяйские повадки!»
   Бывалый мерин знал порядки.
   Он тут же внес на общий суд
      Ряд коренных вопросов:
         Про непосильный труд,
Про корм из завали, гнилой трухи, отбросов
(Сенца не видели, где ж думать об овсе?),
Про стариков, калек, – про тех, что надорвались…
Лошадки обо всем в минуту столковались,
   А столковавшися, забастовали все!
   Хозяин промышлял извозом,
      Так потому его,
При вести о таких делах, всего
   Как будто обдало морозом.
Но все ж на первых он порах,
   Хоть самого трепал изрядный страх,
      Прибег к угрозам.
   Не помогло. Пришлось мудрить.
Лошадок пробует хитрец уговорить
      Поодиночке.
   Дела на мертвой точке!
Хозяин – зол, хозяин – груб, –
   То бороду рванет, то чуб,
   И, наконец, с досады
      Стал даже пить.
   «Ведь до чего же стойки, гады!
   Никак, придется уступить!»
   И уступил бы. Очень просто.
   Да – как бывает у людей:
На чистом теле вдруг короста! –
   Без скверного нароста
   Не обошлось у лошадей:
В надежде выслужить почет, покой и негу
   Дал впрячь себя в телегу
      Жеребчик молодой.
Вздыбились лошади: «Гляди, подлец какой!»
   Родная мать, мотая головой,
      Сынка стыдила:
«Мать, братьев променял ты на щепоть овса!
И как тебя на свет я только породила,
      Такого пса?!»
   Меж тем хозяин ободрился,
   На «псе» на бойню прокатился,
Всех забастовщиков сбыл с рук – и дня не ждал
Скорей купил и впряг в погибельное дышло
      Лошадок новых.
      Что же вышло?
   Жеребчик прогадал:
   Хозяин взял привычку
   Пускать покорного скота
      На всякую затычку.
Так «пес» не вылезал почти из хомута
И каялся потом не раз он, горько плача,
      Да поздно. Под конец
Жеребчик стал – куда там «жеребец»! –
Как есть убогая, заморенная кляча!

Склонилась тихо у станка.
Привычен труд руке проворной.
Из-под узорного платка
Задорно вьется волос черный.

Но грустен взгляд лучистых глаз:
В нем боль и скорбь души невинной.
Слеза, сверкая, как алмаз,
Повисла на реснице длинной.

В груди тревогу сердце бьет:
Враг властный стал с рабою рядом,
Дыханьем жарким обдает,
Всю раздевает жарким взглядом:

«Слышь… беспременно… ввечеру…
Упрешься – после не взыщи ты!»
Застыла вся: «Умру… Умру!»
И нет спасенья! Нет защиты!

«В таком-то вот селе, в таком-то вот приходе», –
Так начинают все, да нам – не образец.
Начнем: в одном селе был староста-подлец,
Ну, скажем, не подлец, так что-то в этом роде.
Стонали мужики: «Ахти, как сбыть беду?»
Да староста-хитрец с начальством был в ладу,
Так потому, когда он начинал на сходе
   Держать себя подобно воеводе,
   Сражаться с иродом таким
   Боялись все. Но только не Аким:
      Уж подлинно, едва ли
Где был еще другой подобный правдолюб!
Лишь попадись ему злодей какой на зуб,
      Так поминай как звали!
Ни перед кем, дрожа, не опускал он глаз,
А старосте-плуту на сходе каждый раз
      Такую резал правду-матку,
Что тот от бешенства рычал и рвался в схватку, –
Но приходилося смирять горячий нрав:
      Аким всегда был прав,
И вся толпа в одно с Акимом голосила.
      Да что? Не в правде сила!
В конце концов нашел наш староста исход:
      «Быть правде без поблажки!»
Так всякий раз теперь Аким глядит на сход…
         Из каталажки.