Демьян Бедный - Том 2. Стихотворения 1917-1920

Бунтарей в кнуты, в кнуты!!
Ох вы, сладкие мечты
   Упоительные!
   Ох, кружится голова,
Ох, скорей бы нам права
   Учредительные!»

Умолкли злобные проклятья.
   Кровавый кончен пир.
И близок, близок, сестры, братья,
   Мир, долгожданный мир!

– Мир! – зову братскому я внемлю.
   Вчерашний враг – мне друг.
Где кровь лилась, сырую землю
   Прорежет мирный плуг!

Звени, набата голос медный!
   Вставай, рабочий люд!
Пой, торжествуя, гимн победный,
   Освобожденный труд!

Казак вино пьет, – денег не дает,
Денег не дает, девицу зовет:
«Поедем со мной к нам на тихий Дон!
У нас на Дону весело живут:
Не ткут, не прядут, – Сладки вина пьют!»
Отвечает тут девица с тоской:
«Ах, любезный друг, ты казак донской,
Ах, не надо мне твоих сладких вин:
Любо жать мне хлеб да свозить в овин,
Любо мне попрясть, любо мне поткать,
К доле трудовой мне не привыкать.
Песни трудовой – нету веселей,
Трудовой казак мне всего милей.
Ты скажи-скажи, кто ты есть таков:
Из какой семьи, из каких полков?
За кого стоишь на родном Дону,
За простой народ аль за старшину?»
Весь расцвел казак, словно алый мак,
Свой, в мозолях весь, крепко сжал кулак:
«Ты, душа-краса, погоди-постой:
Я донской казак из семьи простой;
За простой народ я в родном краю
Как допрежь стоял, так теперь стою.
И вся речь твоя больно мне люба,
Знать, свела с тобой нас одна судьба.
Уж как похвалюсь я на всем Дону,
Что послал мне бог чистый клад – жену:
Она – ткать и прясть, она – поле жать,
Вольных казаков каждый год рожать!»

Помню – господи, прости!
Как давно все было! –
Парень лет пяти-шести,
Я попал под мыло.

Мать с утра меня скребла,
Плача втихомолку,
А под вечер повела
«К господам на елку».

По снежку на черный ход
Пробрались искусно.
В теплой кухне у господ
Пахнет очень вкусно.

Тетка Фекла у плиты
На хозяев злится:
«Дали к празднику, скоты,
Три аршина ситца!

Обносилась, что мешок:
Ни к гостям, ни к храму.
Груне дали фартушок –
Не прикроешь сраму!»

Груня фыркнула в ладонь,
Фартушком тряхнула.
«Ну, и девка же: огонь! –
Тетушка вздохнула. –

Все гульба нейдет с ума,
Нагуляет лихо!
Ой, никак, идет „ сама “!»
В кухне стало тихо.

Мать рукою провела
У меня под носом.
В кухню барыня вошла, –
К матери с вопросом:

«Здравствуй, Катя! Ты – с сынком?
Муж, чай, рад получке?»
В спину мать меня пинком:
«Приложися к ручке!»

Сзади шум. Бегут, кричат:
«В кухне – мужичонок!»
Эвон сколько их, барчат:
Мальчиков, девчонок!

«Позовем его за стол!»
«Что ты, что ты, Пелка!»
Я за материн подол
Уцепился крепко.

Запросившися домой,
Задал реву сразу.
«Дём, нишкни! Дурак прямой,
То ль попорчен сглазу».

Кто-то тут успел принесть
Пряник и игрушку:
«Это пряник. Можно есть».
«На, бери хлопушку».

«Вот – растите дикарей:
Не проронит слова!..
Дети, в залу! Марш скорей!»
В кухне тихо снова.

Фекла злится: «Каково?
Дали тож… гостинца!..
На мальца глядят как: во!
Словно из зверинца!»

Груня шепчет: «Дём, а Дём!
Напечем-наварим.
Завтра с Феклой – жди – придем.
То-то уж задарим!»

Попрощалась и – домой.
Дома – пахнет водкой.
Два отца – чужой и мой –
Пьют за загородкой.

Спать мешает до утра
Пьяное соседства.

Незабвенная пора,
Золотое детство!

Защита? Чья? Кого? Откуда ждать похода?
   Народной воле кто указ?
   Она сама! Но каждый раз
Ей указать пути хотят, враги народа!
   «Иди туда!» – «Иди сюда!»

Чьи исступленные мы всюду слышим вопли?
Кто «защищается»? Не барин ли? Не поп ли?
Кого хотят надуть все эти господа?
   Какое нужно им «Собранье»?
   На что надеются они?
   И чьих «священных прав попранье»
   Их огорчает в наши дни?

«Мир, воля и земля!» Но чьей минувшей властью
Народ был ввергнут в страшный бой?
Кто заграждал пути народу к воле, к счастью?
Кто барски помыкал его лихой судьбой?
Кто лучшие себе отмежевал угодья?
Кто села изнурял и нищи л города?
Куда ж девалися все эти «благородья»?
      Куда?!
Все тут они, гляди: прикрывшись новой шкурой,
Свободолюбцы на словах,
   В борьбе с рабочей диктатурой
   Вопят о «попранных правах»!!