Демьян Бедный - Том 2. Стихотворения 1917-1920

Как Еремино письмо я
Все прочла до строчки,
А потом ревмя-ревела,
Не спала две ночки.
Как на третью-то я ночку
Косы расчесала,
Да всю ноченьку Ванюшу
Письмецо писала.
Ах, калинушка-калина!
Было ль во примете?!
Нет Ванюши мне дороже
Никого на свете.
Были б крылья – полетела б
Я к Ванюше птичкой.
Не хочу я быть эсеркой!
Буду большевичкой!

   Псой – оборотистый мужик,
   Когда-то лавочник был местный.
   Теперь он – просто ростовщик
      И плут известный.
   Путь у него к наживе прост:
   Паук пускал деньжатки в рост.
   Росли деньжатки помаленьку.
Опутал мироед родную деревеньку,
   Потом – соседнюю, потом –
Округа целая ограблена плутом!
   Люд бедный стоном стонет,
   А Псой в довольстве тонет:
С спокойной совестью и без больших хлопот
Переливает, знай, в рубли народный пот.
   Там урожай хорош ли, плох ли,
   А Псою то и это впрок:
   Содрав положенный оброк,
Псой крестится: «Не я б, так все б кругом подохли!»
Но под конец он так прижал всю бедноту,
   Что стало ей невмоготу;
Ввалилися к нему голодные солдатки:
«Ты, дьяволов ты сын, съел наши все достатки!
Нет на тебя, на пса поганого, ружья!
Вот погоди ужо, придут с войны мужья!»
Вцепиться в бороду готовы бабы Псою.
   Псой перед бабами-лисою:
«Спасибо, милые, за добрые слова.
Вот благодарность мне, я вижу, какова.
Такого ли от вас я чаял воздаянья
   За все мои благодеянья?
Мужьями мне грозить? – Не страшно. Я не трус:
   Придут – там будет видно.
   Мне, главное, обидно:
За что вы на меня?» – Наговорив турус,
Псой выпроводил баб и в первую же ночку,
С собою прихватив сундук, жену и дочку,
   Удрал, – куда? – бог весть.
   Сумел следы заместь.

В собрание одно на днях попав случайно,
   Был удивлен я чрезвычайно.
Псой объявился тут. Растрепанный и злой,
   Кричит: «Долой! долой!»
Бранит большевиков и чем-то их стращает,
   Эсеров очень восхищает.
Интеллигентики от Псоя без ума:
Вот, дескать, мудрость где народная сама!
   А то скрывают крохоборы,
Что мироед у них пришел искать опоры!

   Большевистская звезда
   Ярким светом светит.
   В чистом небе без труда
   Всяк ее заметит.
Словно выцветший плакат,
Звездочка кадета:
Повернула на закат
Мертвая планета.
   Смотрит горестно эсер
   На свою комету:
   «Был весной какой размер,
   Нынче – трети нету!»
Меньшевик клянет судьбу.
Очень уж обидно:
«И в подзорную трубу
Ничего не видно!»

   Про Еремея Ильича
      Да Прова Кузьмича
Всяк скажет: «Богачи первейшие в округе».
И вот поди ж ты: два первейших богача
Двух добрых слов сказать не могут друг о друге,
   У Прова Еремей –
   Собака, лютый змей,
   Мошенник, кровопийца!
   У Еремея Пров –
   Вор, изо всех воров
   И чуть ли не убийца!
Кто только богачей не пробовал мирить!
Поп даже проповедь сказал на этот случай.
Куда! О мире Пров не хочет говорить.
   Ерема ходит туча тучей.
   Не знала ни одна душа,
   Из-за какого барыша
      Так разъярились оба,
Что вот, кажись, порвут друга друга на куски, –
Что не уляжется у них, как видно, злоба
      До гробовой доски.
      Ан вышло дальше чудо:
      Вдруг по селу пронесся слух:
От батраков пришлось Ереме, дескать, худо –
Бунтуют, всё разносят в пух.
      Услыша о разгроме,
Кто ж первым бросился на выручку к Ереме?
      Кто? Пров Кузьмич, не кто иной.
Забывши прежние с Еремою все счеты,
Он, батраков своих в минуту сняв с работы,
      Кричит: «Ребятушки, за мной!
Проклятых бунтарей проучим так, ребятки,
Чтоб вечно помнили, как делать беспорядки!»
      Тут чудо новое стряслось,
Среди «ребятушек» такое поднялось,
      Что подобру да поздорову
      Счастливым случаем лишь Прову
От батраков своих укрыться удалось!