Демьян Бедный - Том 3. Стихотворения 1921-1929

Посеял. Вновь – одна кручина.
Мужик слезы не уронил,
Стал разбираться: где причина?
Не так он просо взборонил.
«Блажной!» Жена уж смотрит косо.
Но в третий раз он сеет просо.
И получились чудеса:
Вся золотая полоса, –
Согнулись мягкие метелки
Под тучной тяжестью зерна.
«И ведь земля-то не жирна!»
Пошли по всей деревне толки:
«Да на моей бы полосе…»
Решили просо сеять все!

Все это азбучно, бесспорно,
Но в этой азбуке – урок.
К чему стремится кто упорно,
То он получит в некий срок.
А в срок какой, ответить трудно.
Пороть горячку безрассудно.
Кому медлительность тяжка,
В том, стало быть, тонка кишка
Иль растянулась от натуги, –
Тогда для этаких кишок
Партийный нужен ремешок.
«Эй, подтянитеся, мил-други,
Чтоб близкий, может быть, всполох
Не захватил бы вас врасплох!»

В аду пошел тревожный гул
Из-за вестей о Вашингтоне,
И сам великий Вельзевул
Заерзал в ужасе на троне:
«Эй, – закричал он, – Асмодей!
Ты – черт хитрейший в преисподней,
Ты насмотрелся на людей,
Служа в их шашнях первой сводней, –
Ты знаешь, что у них к чему,
Ловя оттенки в каждом тоне…
Я – понимаешь? – не пойму,
Что там творится в Вашингтоне?
Кто Хьюз? Святой или дурак,
От чьих проектов уши вянут?
Впрямь, на земле для новых драк
Вооружаться перестанут?
Иль блеск „гуманнейших“ идей
Там служит только для парада?..»
«Олл райт!» – ответил Асмодей
И пулей вылетел из ада.

Недели не прошло одной,
Как, образец натуры пылкой,
Плут-Асмодей пред Сатаной
Предстал с лукавою ухмылкой.
«Ну что? С разоруженьем как?» –
Владыка ада зубы стиснул.
Черт, рожу скорчивши в кулак,
Так прямо со смеху и прыснул.
И – от стены и до стены –
Весь ад сотрясся вдруг от смеха:
То мощный хохот Сатаны
Встревожил все четыре эха.
Все черти, вторя Сатане,
Визжа, каталися по аду,
И даже грешники в огне –
И те смеялись до упаду.
А через час в аду – глазей! –
Висели (чудо! без изъяна!)
Портреты «адовых друзей» –
Ллойд-Джорджа, Хьюза и Бриана.
Портреты надпись обвила,
Вонючей писаная смесью:
«Склонился ад за их дела
Пред их заслуженною спесью!»

Не знаем в точности, в каком уж там году, –
Про это разные доселе ходят толки, –
Но достоверный факт: львы, кабаны и волки
Пустили как-то слух, что жить хотят в ладу.
   Не воевать же, дескать, вечно.
Львы довели до сведенья волков,
Что уважают их и любят их сердечно.
А волки стали выть, что нрав-де их таков,
Что мирное житье для них всего дороже,
   И если б знали кабаны…
Им кабаны в ответ захрюкали: «Мы тоже
Готовы сделать все, чтоб избежать войны».
   В конечном результате
Таких речей – от львов, волков и кабанов –
   В торжественном трактате
За подписью ответственных чинов
  (Чьих мы имен опять не знаем, к сожаленью)
Объявлен был всему лесному населенью
   И населенью «прочих мест»
Особенный такой наказ, иль манифест,
«О прекращении звериных войн навеки
   _И о характере опеки
Над теми, кто …»
Увы, кто в старину влюблен,
Тот нашу грусть поймет: сей акт отменно важный, –
Не знаем, каменный он был или бумажный,
И протестантским ли он знаком был скреплен,
Иль католическим, иль знаком православья, –
Суть в том, что, окромя неполного заглавья
(Его нашла одна ученая овца),
К нам больше не дошло ни одного словца:
   Великий памятник великой
   Древне-звериной старины –
Погиб он в пламени всесветной, зверски-дикой,
Не прекратившейся до наших дней войны.

Где-то в Сербии, в Белграде,
Не достать отсель рукой,
Ходит он при всем параде,
Неуступчивый такой!

Уж мы молим: «Бога ради!
   Сделай милость, уступи!»
Но… в гостинице, в Белграде,
Ходит он, как на цепи.

Ходит он и все бормочет
   Неизменные слова:
«Уступить?! – Он зло хохочет. –
Нет уж, дудки! Черта с два!»

Что нам делать, боже правый?
   Как подумать, жуть берет:
Неужель полковник бравый
   Так, не сдавшись, и помрет,