Демьян Бедный: Том 3. Стихотворения 1921-1929

Какая цена?

Да у него как будто нога не в порядке!

Годится, чтоб ходить по огородной грядке.
Чай, ему не придется танцевать по паркету.
Особой беды нету.
Нога повреждена на войне.
Сойдет за здоровую вполне,
Хоть и не имеет настоящего вида.

На кой нам ляд такого инвалида!

Наплачешься с такой покупкой!

Зато продается с уступкой!
Третий! Третий! Третий!
Без всяких таких междометий.
Парень хоть куда.
Фигура маленько худа.
А вообще все исправно.
Стукнуло двадцать лет недавно.
Еще не в полном соку.
Претерпел всего на веку.
Отца на заводе придавило лебедкой.
Мать померла, болела чахоткой.
Парнишка к работе внимателен,
В еде невзыскателен.
Может, теперь не всякому понравится, –
Он на хороших хлебах поправится…

Да на нем кожа одна!

Какая цена?

Он ведь шатается от малокровия!

Согласен на любые условия!..
Четвертый! Четвертый! Поглядите!
Тоже скажете: калека?
Да его хватит на два века.
Сколько, мил-сдари, дадите
За этого прекрасного молодого человека?
Этот – и остальные прочие –
Клад, а не рабочие!
Все бывшие солдаты.
Постой, дуралей, куда ты?

У, сволочи!
Отольются вам наши слезы!

Какие… странные… курьезы…

Не похоже на правду, собственно говоря.
А между тем – всё правда в моем фельетоне. [1]
Происходило описанное девятого сентября
Тысяча девятьсот двадцать первого года, в
                    городе Бостоне,
В великой северо-американской демократии.
Друзья, когда кто из эсеров или меньшевист –
                    ской братии
Закатит вам на митинге «демократическую»
                    истерику,
Пошлите его в… Америку!

«Н-но!.. Туда же, брыкаться… Нашлась недотрога!»…
Туго врезалась в твердую землю соха.
«Здравствуй, дядя! Гляжу я: земля не плоха»,
«Да крепка. Утоптали. Была ведь дорога.
Слышь, в Сибирь, значит, гнали по ней в старину…
     Эй, ты, н-ну,
     Шевелись, сухопарая!»…
Борозда к борозде… Ком ложится на ком…
Кто узнал бы тебя нынче в виде таком,
Роковая путина, «Владимирка старая»?!

Брат мой, пахарь! Погибших бойцов помяни.
Окруженные серым, суровым конвоем,
Пыльной летней порой – под мучительным зноем,
Хмурой осенью – в тускло-ненастные дни,
И студеной зимой – в ночи темные, вьюжные,
Кандалами гремя, испитые, недужные,
По «Владимирке старой» шагали они.

     Не склоняя голов непокорных,
Не смыкая усталых и скорбных очей,
Мимо жалких лачуг, покосившихся, черных,
Мимо пышных усадеб своих палачей,
Подло-мстительной царской покараны карой,
В рудники за бойцом посылавшей бойца,
Шли они – без конца, без конца, без конца –
     По «Владимирке старой!»
Сколько скорбных, невидимых нами теней,
Может быть, в это время проходят по ней
И дивятся на новые яркие всходы!
Пахарь! Празднуя праздник труда и свободы,
Не забудь благодарной слезой помянуть
Всех, кто в оные, злые, проклятые годы
Ради нас проходил этот жертвенный путь!

Я не скажу, что нынче вёдро.
Тут правды незачем скрывать.
Но все же я настроен бодро
И не намерен унывать,
Хоть на унынье нынче мода.
Из большевистского прихода,
Хоть человек я и не злой,
Я б гнал всех нытиков долой.
Одна любительница позы,
Из крайне-«левых» героинь,
Вчера шептала мне: «Аминь»,
Рисуя мрачные прогнозы.
Я ей сказал: «Шалтай-болтай!
Не хочешь петь, так улетай!»

Осточертели эти бредни,
Что, дескать, «мы уже не те».
   Письмо крестьянское намедни
Пришлось прочесть мне в «Бедноте».
Письмо – великого значенья.
Вот образец для поученья!
   Мужик стал просо разводить,
Да не умел за ним ходить:
Впервые стал он просо сеять.
Ан, урожай-то вышел плох.
Мужик не хныкал: «ах да ох!» –
Он просо стал усердно веять,
Чтоб приготовить семена
Лишь из отборного зерна.