Демьян Бедный - Том 3. Стихотворения 1921-1929

Товарищи! Ваш взор теперь не затемнен.
Соединило нас общение живое.
Смотрите, сколько лиц под заревом знамен!
   Да будет же двойным позором заклеймен,
Кто где-то в эти дни исходит в диком вое!

Смотрите, с радостью доверчивой какой
Встречает братски вас рабочая столица!
Сжимая сотни рук мозолистой рукой,
С ответной ласкою вглядитесь в эти лица!

Смотрите им в глаза, прислушайтесь к словам.
Правдивы – каждый взгляд и каждое их слово!
Здесь нет коварства, лжи, испуга, рук по швам.
Герои двух фронтов навстречу вышли вам,
Вчера – военного, сегодня – трудового.

Бойцы, свершившие в грядущее пролом,
Вот кто мишенью стал для бешеных нападок
Всей банды хищников, чьи помыслы – в былом,
И трупы чьи сметет железным помелом
   Коммунистический порядок!

Друг, милый друг!.. Давно ль?.. Так ясно вспоминаю:
   Агитку настрочив в один присест,
Я врангельский тебе читаю «Манифест»:
   «Ихь фанге ан. Я нашинаю».
Как над противником смеялись мы вдвоем!
   «Ихь фанге ан!.. Ну до чего ж похоже!»
Ты весь сиял: «У нас среди бойцов – подъем.
Через недели две мы „нашинаем“ тоже!»
   Потом… мы на море смотрели в телескоп.
«Что? Видно врангельцев?» – «Не видно. Убежали».
   Железною рукой в советские скрижали
      Вписал ты « Красный Перекоп »!

      И вот… нежданно-роковое
      Свершилось что-то… Не пойму.
   Я к мертвому лицу склоняюсь твоему
   И вижу пред собой… лицо живое!
      Стыдливо-целомудренный герой…
   Твой образ вдохновит не одного поэта.
   А я… Дрожит рука… И строк неровный строй
   Срывается… И скорбных мыслей рой
   Нет сил облечь в слова прощального привета!..

«Октябрьским» праздникам не все, не все им рады,
Не все любуются на красные парады.
   В то время как одни
   Восторженно встречают эти дни,
   Другие предаются плачу,
Пытаясь разрешить мудреную задачу:
«Какие силы нас спасут? Какой герой?
Доколь советскую терпеть мы будем участь?
Когда же рухнет он, проклятый новый строй?
Чем объяснить его проклятую живучесть?
В чем зло? – шипят они. – Разгадка в чем?
Ну в чем?!»
Шипят, наморщивши прожухлые морщины.
   А молодая жизнь играет, бьет ключом,
   И «новый строй» – у новой годовщины!

   Да, были времена!..
И поучительна седая старина.
«Душа» народная сегодня ли раскрыта?
От пра-пра-прадедов идет народный сказ,
   В нем – поэтический показ
Простонародного мучительного быта.
Не княжьи грамоты, не летописный свод.
Что мог он записать, неграмотный народ?
С усмешкой горькою и прибауткой грустной
Он душу отводил в побаске, в сказке устной,
С искусством гения зашифровавши в ней
Мечты о красоте грядущих светлых дней.
   Бывало, сколько раз бывало:
Великий государь, боярин или князь
Дремал, под пышное забравшись одеяло,
А дед-баюн, скосясь на дрыхнущее сало,
До полночи пред ним плел сказочную вязь.
   Привыкнувши всю жизнь таиться и бояться,
Пред сильными ползя ползком, ложась ничком,
Мужик прикинуться умеет дурачком,
Когда над сильным он захочет посмеяться.
   А в сказке был ему простор:
Он в сказке шельмовал царя и царский двор,
Бояре были все прямые остолопы,
С холопами – цари, а пред царем – холопы.
И всех – царя, бояр – дурачил кто? – сморчок,
Не фряжский принц, не князь Тверской или Смоленский,
   А так – парнишка деревенский,
Запечный богатырь, Ивашка-дурачок !

Нет, сказка не была пустою балагурью.
И «дурь» мужицкая была особой дурью.
Ни змей-горынычей, ни окиянских бурь
   Не трепетала эта дурь,
На трудный подвиг шла, на страшные мытарства,
Ныряла в глубину, взлетала в высоту,
Чтоб оттягать себе царевну-красоту
   И за царевною – полцарства .
Жар-птицей бредила, ослепши в темноте.
Дворцы ей снилися – в бескрайной нищете,
Сгибаясь под господским гнетом,
Искала для борьбы дубинку-самобой
И, бездорожная, в лазури голубой
   Летела птицей в край любой,
Обзаведясь ковром – волшебным самолетом .
Голодною, сомлев от барского тягла,
На отдых в хижину свою она брела,
Голодною в тягло впрягалась спозаранку,
Но в сказочных своих мечтах изобрела
   Усладу, скатерть-самобранку ;
В обычай стало ей пить мертвую, когда
Дни мертвые ее из рук вон были худы,
Но песенку про то, что кончится беда,
Что где-то – поискать – живая есть вода ,
   Ей пели гусли-самогуды .
Порою клином ей сходилася земля,
Но оттого не став угрюмой нелюдимкой,
А сердце сказкою-утехой веселя,
Спасалася она под шапкой-невидимкой ,
Срывалась с места, «шла вразброд»
И грела кистенем «лихой боярский род»
   Под боевую перекличку:
   « Сарынь на кичку !»