Демьян Бедный - Том 4. Стихотворения 1930-1940

Но не напрасно прогремела
Гроза живая Октября:
С ней для сиротского удела
Пришла счастливая заря,

Заря сменилась днем веселым,
Поет о радости народ,
И по колхозным нашим селам
Уже не слышен плач сирот.

Не та пора – не та основа.
Жизнь новый облик обрела.
Былое не вернется снова.
Сиротка, Мотя Иванова,
В колхоз ребенком прибрела.

Колхоз ей стал семьей родною.
Не сиротой – родной сестрой
Она под кровлею одною
Жила с колхозной детворой,

Росла, цвела не в доле слезной.
Девицей сделавшись серьезной,
Приветливой, не дикарем,
На птицеферме на колхозной
Искусным стала главарем.

Она работает упорно,
Влагая знанья в честный труд,
И восемьсот ее «леггорнов»
Призы на выставках берут.

Она за книгой, отдыхая,
И разбирается вполне,
Газеты свежие читая,
Что значат вести из Китая
И почему Мадрид в огне.

Она наездницею ловкой
Летит, в езде не новичок,
И управляется с винтовкой
На ворошиловский значок,

В тот день, когда счастливой Моте
Был комсомольский дан билет,
На ней, на маленьком пилоте,
Костюм пилотский был надет.

Планер взлетел, как голубь белый.
У Моти руль в руке умелой.
Сияя – как ей не сиять! –
Она, полет проделав смелый,

Посадку сделала на ять.
«Ура» колхозники кричали
(Ей весь колхоз за мать-отца!)
И поздравляли, и качали,
И целовали без конца.

У Моти щеки – два цветочка,
Вся разрумянилась она.
«Ай Мотя!» – «Ловко!» – «Ай да дочка!»
«Гляжу, а Мотя – в небе точка!»
«Да, ежли, скажем так, война…»

«Былые сироты мы, что ли?
Врагам дадим такой ответ!»

Насчет «сиротской горькой доли»
В Стране Советов песен нет!

Всем миром правил – царь небесный,
Россией правил – царь земной.
Рабочий «отдых» в день воскресный,
Недуг душевный и телесный
Лечил сивухою двойной.

Молчал тяжелый грохот будня,
И лязг железа, и гудки.
Гудели церкви до полудня,
С полудня выли кабаки.

Воскресный «отдых» в оны годы,
Его припомнить – жуть берет.
«Тряхнем-ка, что ль, на все „доходы“!»
«Эх, что заглядывать вперед!»

«Судьба – злодейка, жизнь – копейка!»
«Пойдем, утопим грусть-тоску!»
«Где наше счастье?.. Друг, налей-ка…
Оно в бессрочном отпуску».

Для скорби черной, неотвязной,
Утехой был однообразной
Трактир, дешевый ресторан
Или на площади на грязной
«Простонародный» балаган.

Из потрохов протухших студни…
Участок иль ночлежный дом…
«Как отдохнул?» – «Нельзя паскудней!»
И снова – тягостные будни
С проклятым, каторжным трудом.

Шесть дней, прикованных к машине.
Воскресный «отдых» – снова то ж.

Как наш рабочий отдых ныне
На прежний «отдых» не похож!

Кто мог представить в годы оны
Рабочий отдых наших лет:
Музеи, парки, стадионы,
Театры, музыку, балет.

Все виды радостного спорта,
Парадов мощную красу,
Уют приморского курорта,
Дома для отдыха в лесу!

Рабочий отдых стал культурным
И оздоровленным насквозь.
Вот почему потоком бурным
В стране веселье разлилось;

Вот почему теперь в газете
Мы пишем и в стихах поем,
Что мы – счастливей всех на свете
В труде и в отдыхе своем!

Москва! Где слово есть напевней?
Где место есть для нас родней?
Гордясь своею славой древней,
Москва слыла «большой деревней»
До самых большевистских дней.

Не видя в этом святотатства,
Она блюла «святой устой»
В контрасте дикого богатства
С невероятной нищетой.

Ушли купецкие попойки
И хитрованцев нищий сброд,
И лихо мчавшиеся тройки,
И к стенкам жавшийся народ;

Ушла Москва с ее церквами,
Со свалками, гнилыми рвами
И грязью липкой, как кисель,
Ушла с былыми именами
Московской жизни карусель.
Москва украсилась домами,
Каких не видела досель.

То, что звалось Охотным рядом,
Двойным сверкающим фасадом
Домов-гигантов вознеслось.
Москва обличьем и нарядом,
Всем бытовым своим обрядом
Преобразилася насквозь.