Федор Сологуб: Том 7. Стихотворения

Мы шли вдвоём тропою тесной,
  Таинственный мой друг, –
И ни единый путь небесный,
  И ни единый звук!

Дремало мёртвое болото,
  Камыш угрюмый спал,
И впереди чернело что-то,
  И кто-то угрожал.

Мы шли болотною тропою,
  И мертвенная мгла
Вокруг нас зыбкой пеленою
  Дрожала и ползла.

К тебе я робко наклонился,
  О спутник верный мой,
И странно лик твой омрачился
  Безумною тоской.

Угрозой злою задрожали
  Во мгле твои уста, –
И понял я: ты – дочь печали,
  Полночная мечта.

Прильнул он к решётке железной
Лицом исхудалым и злым.
Блистающей, грозною бездной
Раскинулось небо над ним.

Струилася сырость ночная,
О берег плескалась река.
Решётку тоскливо сжимая,
Горела, дрожала рука.

Рвануться вперёд – невозможно,
В темнице – и ужас, и мгла…
Мечта трепетала тревожно,
Но злобы зажечь не могла.

Над безумием шумной столицы
В тёмном небе сияла луна,
И далёких светил вереницы,
Как виденья прекрасного сна.

Но толпа проходила беспечно,
И на звёзды никто не глядел,
И союз их, вещающий вечно,
Безответно и праздно горел.

И один лишь скиталец покорный
Подымал к ним глаза от земли,
Но спасти от погибели чёрной
Их вещанья его не могли.

Ты вознеслась, благоухая,
Молитва скорбная моя,
К дверям таинственного рая,
К святым истокам бытия.

Как раскалённое кадило,
Моя печаль в твоих руках
Багровый след свой начертила
На безмятежных небесах.

Но за возвышенной оградой
Была святая тишина,
Ни упованьем, ни отрадой
Тебя не встретила она.

В бездыханном тумане,
Из неведомых стран
На драконе-обмане
Налетел великан.
Принахмурились очи,
Как бездомная ночь,
Но не видно в них мочи
Победить, превозмочь.
Он громадной рукою
Громового меча
Не подымет для бою,
Не взмахнёт им сплеча.
В бездыханном тумане,
Из неведомых стран
На драконе-обмане
Налетел великан.

Забыты вино и веселье,
Оставлены латы и меч, –
Один он идёт в подземелье,
Лампады не хочет зажечь.

И дверь заскрипела протяжно, –
В неё не входили давно.
За дверью и тёмно, и влажно,
Высоко и узко окно.

Глаза привыкают во мраке, –
И вот выступают сквозь мглу
Какие-то странные знаки
На сводах, стенах и полу.

Он долго глядит на сплетенье
Непонятых знаков, и ждёт,
Что взорам его просветленье
Всезрящая смерть принесёт.

Стоит он, жаждой истомлённый,
Изголодавшийся, больной, –
Под виноградною лозой,
В ручей по пояс погружённый,
И простирает руки он
К созревшим гроздьям виноградным, –
Но богом мстящим, беспощадным
Навек начертан их закон:
Бегут они от рук Тантала,
И выпрямляется лоза,
И свет небес, как блеск металла,
Томит молящие глаза…

И вот Тантал нагнуться хочет
К холодной радостной струе, –
Она поет, звенит, хохочет
В недостигаемом ручье.
И чем он ниже к ней нагнётся,
Тем глубже падает она, –
И пред устами остаётся
Песок обсохнувшего дна.
В песок сыпучий и хрустящий
Лицом горячим он поник, –
И, безответный и хрипящий,
Потряс пустыню дикий крик.

  Громадный живот,
Искажённое злобой лицо,
  Окровавленный рот,
А в носу – золотое кольцо.

  Уродлив и наг,
И вся кожа на теле черна, –
  Он – кудесник и враг,
И свирепость его голодна.

  На широком столбе
Он сидит, глядит на меня,
  И твердит о судьбе,
Золотое копьё наклоня.

  «Сразить не могу, –
Говорит, – не пришёл ещё срок.
  Я тебя стерегу,
Не уйдёшь от меня: я жесток.

  Копьё подыму,
Поражу тебя быстрым копьём,
  И добычу возьму
В мой костьми изукрашенный дом».

В весенний день мальчишка злой
Пронзил ножом кору берёзы, –
И капли сока, точно слёзы,
Текли прозрачною струёй.