Константин Бальмонт - Том 1. Стихотворения

Сколько раз я внимал рокотанью морей,
Сколько раз уходил в безмятежие гор,
Но во мраке ночном и в сияньи лучей
Пред собой я встречал укоризненный взор.

Всюду вижу как сон – запрокинутый труп,
Он молчит, он живет выраженьем лица,
И усмешкой немой исказившихся губ
Он со мной говорит говорит – без конца.

День за днем ускользает несмело,
Ночи стелют свой черный покров
Снова полночь немая приспела,
Слышен бой колокольных часов.

Гулкий звон разрастается, стонет,
Заунывным призывом звучит,
И в застывшем безмолвии тонет, –
И пустынная полночь молчит.

Медный говор так долго тянулся,
Что, казалось, не будет конца.
И как будто вдали улыбнулся
Милый очерк родного лица.

И забылся весь ужас изгнанья,
Засветился родимый очаг…
Но мгновенно настало молчанье,
Неоглядный раскинулся мрак.

Дверь открылась и, снова замкнулась,
Луч блеснул, и его не видать, –
И бессильно в груди шевельнулось
То, чему не бывать, не бывать.

Мы шли в золотистом тумане,
И выйти на свет не могли,
Тонули в немом Океане,
Как тонут во мгле корабли.

Нам снились видения Рая,
Чужие леса и луга,
И прочь от родимого края
Иные влекли берега.

Стремясь ускользающим взглядом
К пределам безвестной земли,
Дышали с тобою мы рядом,
Но был я как будто вдали.

И лгали нам ветры и тучи,
Смеялись извивы волны,
И были так странно певучи
Беззвучные смутные сны.

И мы бесконечно тонули,
Стремяся от влаги к земле –
И звезды печально шепнули,
Что мы утонули во мгле.

Ты была как оазис в пустыне,
  Ты мерцала стыдливой звездой,
  Ты Луною зажглась золотой,
И тебе, недоступной богине,
  Отдавал я мечту за мечтой.

Я решился в желании смелом
  По кремнистой дороге идти
  И не медлить нигде на пути,
Ты казалась мне высшим пределом,
  За который нельзя перейти.

И потом… О, какое мученье!
  К недоступному доступ найден.
  Я как жалкий ребенок смущен.
Где любовь, где восторг упоенья?
  Все прошло, ускользнуло, как сон.

Я мечты отдавал не богине,
  Ты все, ты – земля на земле,
  Я один в удушающей мгле.
Я очнулся в бесплодной пустыне,
  Я проснулся на жесткой скале.

Колеблются стебли зеленой долины,
Их красит цветов разноцветный убор.
А справа и слева дымятся вершины,
Дымятся вершины торжественных гор.

Я бросил свой дом, он исчез за горами,
Оставил навеки родную семью.
Под Небом глубоким с его облаками,
Меж гор многоснежных, в раздумьи стою.

Я жду, чтобы брызнули краски рассвета,
Чтоб легкий от гор удалился дымок.
Но в сердце напрасно ищу я ответа,
Где Запад и Север, где Юг и Восток.

Я жду. Все воздушней оттенки Лазури.
Над сонной долиной – немой полусвет.
Бледнеют обрывки умолкнувшей бури.
И вот загорается где-то рассвет.

Блеснули цветы пробужденной долины.
В небесном пространстве заискрился день.
Но с левой горы, с недоступной вершины,
Легла на меня исполинская тень.

Я стал удаляться от тени угрюмой,
Но тень, вырастая, скользила за мной.
Долина блистала смеющейся думой,
А я был преследуем тьмою ночной.

И вспыхнул закат перламутрово-алый,
За горы склонялся задумчивый день,
До новой горы доходил я, усталый,
И с правой горы опрокинулась тень.

И тени слились. И заря догорела.
И горы окутались в сумрак ночной.
С вершины к вершине, протяжно, несмело,
Пророчества духов неслись надо мной.

В молчаньи забывшейся ночи
Уснул я при бледной Луне,
И странно-знакомые очи
Во сне наклонялись ко мне.

И странно-печальные речи
Я слышал смущенной душой,
И знал, что дождался я встречи
С родной, отдаленно-чужой.

И вот белоснежные крылья
Растут и дрожат в полусне,
И плавно, легко, без усилья,
Мы близимся к бледной Луне.

И чье-то остывшее тело
Внизу разглядеть я хочу.
Но нет для бессмертья предела,
Я выше, все выше лечу!