Константин Бальмонт - Том 2. Стихотворения

Но я был в шапке, был в невидимке.
Стянул у Старой две нитки бус.
Разгневал Ведьму, и скрылся в дымке.
И вот со смехом кручу свой ус.

Пойду, пожалуй, теперь к Кощею.
Найду для песен там жемчугов.
До самой пасти приближусь к Змею.
Узнаю тайны – и был таков.

Помнишь, миленький дружок,
Помнишь, деточка моя:
«Петушок, да петушок,
Золотой он гребешок»,
  Сказку сказывал я.

Засмеялась ты в ответ,
Засмеялась: «Ха, ха, ха!
Вот какой смешной поэт!
Не хочу я, нет, нет, нет,
  Говорить про петуха».

Я про козлика тогда
Начал сказку говорить,
И журчала нам вода.
Если б, если б нам всегда
  В этих сказочках быть!

Заинька беленький хвостиком моргал,
Заинька в садике вкусного искал.
Заиньку в садике садовник увидал,
Выстрелил в заиньку, выстрел не попал.

Заинька прочь ушел, пошел он в огород,
В грядках капустных стал сильный недочет.
Заиньку отдали амке под надзор,
Амкает амка, но зайка ловкий вор.

Заиньку белого вьюга бережет,
Заиньку полночь в обиду не дает
Заиньку белого ежели убьют,
Что же нам песенки веселые споют!

Мышка спичками играла,
Загорелся кошкин дом
Нет, давай начну сначала,
Мышка спичками играла,
Перед Васькой, пред котом.

Промяукнул он на мышку, –
А она ему: «Кис-кис»
«Нет», – сказал он, – «это – лишку»,
И за хвостик хвать плутишку,
Вдруг усы его зажглись.

Кот мяукать, кот метаться,
Загорелся кошкин дом
Тут бы кошке догадаться,
А она давай считаться,
Все поставила вверх дном.

Погубила ревность злая,
Кошкин дом сгорел до тла.
«Этой мышке помогла я»,
Спичка молвила, пылая. –
Мышка до сих пор цела.

Одуванчик вздумал взять
  Замуж маргаритку.
А червяк, чтоб не отстать,
  Замуж взял улитку.

И ликуют два цветка,
  Счастливы друг другом.
И улитка червяка
  Назвала супругом.

Но мгновенно улетел
  Одуванчик белый.
Маргаритке был удел
  Стать вдовой несмелой.

А с улиткой каблуком
  Вмиг была расправа,
Что же стало с червяком,
  Я не знаю, право.

Курочки-хохлаточки
По дворику ходили.
Улиточки-рогаточки
По травкам след водили.

Черненькая бархатка
В платьице запала.
Черненькая бархатка
В складочках пропала.

Деточка закрыла
Усталые глазки.
Дышит – и не слышит
Глупенькой сказки.

Трясогузка, возле лужи,
Хвост тряся исподтишка,
Говорила «Почему же
Всем стихи, – мне нет стишка?

Я ли бегаю не прытко?
Я ли мошек не ловлю?
Иль стихам нужна улитка?
Вот уж гадость Не терплю».

Трясогузка, чудо-птица,
Ты милей мне ярких звезд.
Ты… Но скрылась баловница,
Повернув свой быстрый хвост.

Вот какой смешной старик,
  Школьный дядька наш
Дал нам много скучных книг,
Но забыл смешной старик
  Дать цветочных чаш.

Вот мы книги в тот же миг, –
  Раз, и пополам.
Тут поднялся смех и крик,
Позабыт смешной старик,
  В сад скорей, к цветам.

Книги пусть читает он,
  У него очки.
Он так стар и так учен,
Нам приятней видеть клен,
  Хмель и васильки.

Книги пусть читает он,
  И сидит в шкафах.
Мы же любим небосклон,
Вольных смехов светлый звон,
  Сад в живых цветах.

На лугу большие кучи
Свеже вырытой земли.
Лето Жарко. Полдень жгучий.
  Дым стоит вдали.

Кто здесь рылся? Может, гномы,
Всей смешной толпой своей,
Строят нижние хоромы
  Для своих царей?

Города во тьме возводят,
Строят замки под землей,
И, уродливые, ходят
  Под моей ногой?

Зажигают вырезные
Лампы в царстве темноты?
Нет, ошибся. То – слепые
  Черные кроты.

Русалка с звонким хохотком,
  Таким хрустально-чистым,
И в этом воздухе ночном,
  Так лунно-серебристом,

Меня звала, и мне плела
  Такие небылицы,
Моя разумность вдруг прошла,
  И стал я легче птицы.