Константин Бальмонт - Том 2. Стихотворения

  Вон лотос, любимец стихии тройной,
  На свет и на воздух, над зыбкой волной,
  Поднялся, покинувши ил,
  Он Рай обещает нам с вечной Весной,
  И с блеском победных Светил.

  Вот пышная роза, Персидский цветок,
  Душистая греза Ирана,
  Пред розой исполнен влюбленных я строк,
  Волнует уста лепестков ветерок,
  И сердце от радости пьяно.

  Вон чампак, цветущий в столетие раз,
  Но грезу лелеющий век,
  Он тоже оттуда примета для нас,
  Куда убегают, в волненьи светясь,
  Все воды нам ведомых рек.

Но что это? Дрогнув, меняются чары,
Как будто бы смех Соблазнителя-Мары,
Сорвавшись к долинам с вершин,
Мне шепчет, что жадны, как звери, растенья,
И сдавленность воплей я слышу сквозь пенье,
И если мечте драгоценны каменья,
Кровавы гвоздики и страшен рубин.

 Мне страшен угар ароматов и блесков расцвета,
 Все смешалось во мне,
 Я горю как в Огне,
 Душное Лето,
 Цветочный кошмар овладел распаленной мечтой,
 Синие пляшут огни, пляшет Огонь золотой,
 Страшною стала мне даже трава,
 Вижу, как в мареве, стебли немые,
 Пляшут и мысли кругом и слова.
 Мысли – мои? Или, может, чужие?

  Закатное Небо. Костры отдаленные.
  Гвоздики, и маки, в своих сновиденьях бессонные.
  Волчцы под Луной, привиденья они,
  Обманные бродят огни
  Пустырями унылыми.
  Георгины тупые, с цветами застылыми,
  Точно их создала не Природа живая,
  А измыслил в безжизненный миг человек.
  Одуванчиков стая седая
  Миллионы раздавленных красных цветов,
  Клокотанье кроваво-окрашенных рек.

 Гнет Пустыни над выжженой ширью песков.
 Кактусы, цепкие, хищные, сочные,
 Странно-яркие, тяжкие, жаркие,
 Не по-цветочному прочные,
 Что-то паучье есть в кактусе злом,
 Мысль он пугает, хоть манит он взгляд,
 Этот ликующий цвет,
 Смотришь – растенье, а может быть – нет,
 Алою кровью напившийся гад?

И много, и много отвратностей разных,
Красивых цветов, и цветов безобразных,
Нахлынули, тянутся, в мыслях – прибой,
Рожденный самою Судьбой.

Болиголов, наркоз, с противным духом, –
Воронковидный венчик белены,
Затерто-желтый, с сетью синих жилок, –
С оттенком Буро-красным заразиха,
С покатой шлемовидною губой, –
Подобный пауку, офрис, с губою
Широкой, желто-бурою, и красной, –
Колючее создание, татарник,
Как бы в броне крылоподобных листьев,
Зубчатых, паутинисто-шерстистых, –
Дурман вонючий, мертвенный морозник, –
Цветы отравы, хищности и тьмы, –
Мыльнянка, с корневищем ядовитым,
Взлюбившая края дорог, опушки
Лесные и речные берега,
Места, что в самой сущности предельны,
Цветок любимый бабочек ночных, –
Вороний глаз, с приманкою из ягод
Отливно-цветных, синевато-черных, –
Пятнадцатилучистый сложный зонтик
Из ядовитых беленьких цветков,
Зовущихся – так памятно – цикутой, –
И липкие исчадия Земли,
Ужасные растенья-полузвери, –
В ленивых водах, медленно-текущих,
В затонах, где стоячая вода,
Вся полная сосудцев, пузырчатка,
Капкан для водной мелочи животной,
Пред жертвой открывает тонкий клапан,
Замкнет его в тюремном пузырьке,
И уморит, и лакомится гнилью, –
Росянка ждет, как вор, своей добычи,
Орудием уродливых железок
И красных волосков, так липко-клейких,
Улавливает мух, их убивает,
Удавливает медленным сжиманьем –
О, краб-цветок! – и сок из них сосет,
Болотная причудливость, растенье,
Которое цветком не хочет быть,
И хоть имеет гроздь расцветов белых,
На гада больше хочет походить.
Еще, еще, косматые, седые,
Мохнатые, жестокие виденья,
Измышленные дьявольской мечтой,
Чтоб сердце в достовернейшем, в последнем
Убежище, среди цветов и листьев,
Убить.

Кошмар! уходи, я рожден, чтоб ласкать и любить!
Для чар беспредельных раскрыта душа,
И все, что живет, расцветая, спеша,
Приветствую, каждому – хочется быть,
Кем хочешь, тем будешь, будь вольным, собой,
Ты черный? будь черным мой цвет голубой,
Мой цвет будет белым на вышних горах,
В вертепах я весел, я страшен впотьмах,
Все, все я приемлю, чтоб сделаться Всем,
Я слеп был я вижу, я глух был и нем,
Но как говорю я – вы знаете, люди,
А что я услышал, застывши в безжалостном Чуде,
Скажу, но не все, не теперь,
Нет слов, нет размеров, ни знаков,
Чтоб таинство блесков и мраков
Явить в полноте, только миг – и закроется дверь,
Песчинок блестящих я несколько брошу,
Желанен мне лик Человека, и боги, растенье, и птица, и зверь,
Но светлую ношу,
Что в сердце храню,
Я должен пока сохранять, я поклялся, я клялся – Огню.