Константин Бальмонт - Том 3. Стихотворения

      Заснула земля
    Фиал переполненный выпит
  Задремавшие Боги ушли в Небосвод,
      Гребцы корабля,
    На котором Египет
Сквозь Вечность скользит по зеркальности Нильских вод.

      Ушли Фараоны.
    Их нарядные мумии спят,
  Пред глазами людей восхищенными.
      Все пирные звоны
    Сменились напевом цикад
Лишь звезды блестят и блестят над песками, самумом взметенными.

      И Сфинкс все глядит.
    И Сфинкс все есть Сфинкс неразгаданный.
  В зыби веков, что бегут и бегут вперебой.
      И вкруг пирамид
    Жизнь живет, вешний воздух весь ладанный,
Нил течет, и папируса нет, но лотос расцвел голубой.

Жасминный сон в саду мимозном
И многоразно цветовом,
Под Небом бездным, Небом звездным,
Где много дружных звезд вдвоем.

Весенний сад. акаций белых,
И апельсиновых ветвей.
Помедли, Ночь, в своих пределах,
О, тише, тише, ветер, вей.

Мы здесь в стране, где, в Смерть вступая,
Кветцалькоатль вошел в костер,
А с краю Моря, золотая,
Звезда взошла, и пел ей хор.

Перистый Змей, он сжег все тело,
Но сердце в пламени – живет,
И до верховного предела
Восходит в синий Небосвод.

И там гора есть мировая,
На ней верхи – как города,
На ней все Небо, отдыхая,
Глядит, как светится звезда

На той черте, где слиты вместе
Земля и Небо и Вода,
Как в храм идет жених к невесте,
В лазурной тьме идет звезда.

И нежный – нежный, паутинный,
Доходит свет в весенний сад,
Покров лучей, и сон жасминный,
Сплетенный Вечностью обряд.

Цветок цветку, с пчелой звенящей,
Шлет золотистую пыльцу.
И к отдаленному концу,
Над обнаженностью и чащей,
Несется, с бабочкой летящей,
Пахучесть дум, двойной расцвет,
Восторг цветенья, светлый след,
Воздушность пляски в зыби струйной,
Дух благовонья поцелуйный.
Не так ли я тебе пишу
Мое воздушное посланье,
Которой – сердцем я дышу,
К которой – в сердце я дышу,
С которой тонкое слиянье
Мне обещает мотылек
Моих цветисто-струнных строк,
Качанье лунного дыханья,
Дабы возник медвяный сок,
Жасминный дух благоуханья.

С первым солнцем, с первой песней вешнего дрозда
У меня в душе запела звонкая звезда.

– Как, звезда? Но звезды светят, вовсе не поют. –
О, поют, лишь только в сердце песне дай приют.

Ты услышишь и увидишь, что с вечерней мглой
Звезды тихо запевают в тверди голубой.

И меж тем как Ночь проходит в синей высоте,
Песнь Созвездий звонче, громче в тонкой красоте.

Звонких громов, тонких звонов вышина полна,
Там серебряное море, глубина без дна.

Там безбрежность ожерельных, звездных волн поет,
От звезды к Созвездью нежность, сладкая как мед.

От звезды к звезде стремленье в бриллиантах петь,
Лунным камнем засветиться, паутинить сеть.

Паутинить паутинки тех тончайших снов,
Для которых в наших взорах пир всегда готов

Погляди же, ближе, ближе, здесь в мои глаза.
Ты не видишь как поет там звездно бирюза?

Ночь весеннюю я слушал до утра звезду,
И душа открылась Солнцу, и тому дрозду.

И душа открылась сердцу, твоему, любовь.
О, скорей на звездный праздник сердце приготовь.

Ландыши вы белоснежные,
  Не соты ль вы лунных пчел?
В шестигранные келейки нежные
  Заоблачный сон вошел.

Вы сладостно, радостно дышите,
  Душистый лелея сон.
Звоните тихонько, и слышите,
  Лишь вы тот слышите звон.

Нет, не только. До самого звездного
  Неба, где Полночь – бледна,
Где как будто бы в чарах морозного
  Сияния светит Луна, –

Уходит напевами вольными
  Колокольный ваш призрачный звон,
Над тенями берез тонкоствольными,
  Призывая на свой амвон.

Проникаясь душисто молебнами,
  Вплоть до лунных звоните вы сел,
И звонами тонко-хвалебными
  Ответствуют сонмы пчел.

С Луною пчелы прощаются,
  И вниз скользят по струне,
В ландыши внутрь помещаются,
  И тихонько жужжат к Луне.