Константин Бальмонт - Том 3. Стихотворения

О, кто же, кто ты, зыбкий дух?
Благословитель, или мститель?
Скажи мне ясно, молви вслух.
Иль свод небесный вовсе глух?
Спаси меня! Ведь ты – Спаситель!

Многоликий, ты мне страшен,
Я тебя не понимаю.
Ты идешь вдоль серых пашен
К ускользающему Раю.

Ты ведешь по переходам,
Где уж нет нам Ариадны.
Ты как свет встаешь под сводом,
Где в Июле дни прохладны.

Ты звенишь в тюрьме жестокой
Монастырскими ключами.
Ты горишь, и ты высокий,
Ты горишь звездой над нами.

Но в то время как сгорает
Узник дней, тобой зажженный, –
И тюремщик повторяет
То же имя, в жизни сонной.

Но в то время как свечами
Пред тобою тают души, –
Ты вбиваешь с палачами
Гвозди в сердце, в очи, в уши.

И не видят, и не слышат,
И не чувствуют – с тобою,
Кровью смотрят, кровью дышат,
Кровь зовут своей судьбою.

И схватив – как две собаки
Кость хватают разъяренно –
Крест схватив в глубоком мраке,
Два врага скользят уклонно.

И твоей облитый кровью,
Крест дрожит, как коромысло,
К Свету-Слову, и к присловью,
Липнет чудище, повисло.

Разлохматилось кошмаром,
Два врага бессменно разны,
Старый мир остался старым,
Только новы в нем соблазны.

Только крючья пыток новы,
Свежи красные разрывы.
Кто же, кто же ты, Суровый?
Кто ты, Нежный, кротче ивы?

Чтоб тебя понимать, я под иву родную уйду,
    Я укроюсь под тихую иву.
Над зеркальной рекой я застыну в безгласном бреду.
    Сердце, быть ли мне живу?

Быть ли живу, иль мертву, – не все ли, не все ли равно!
    Лишь исполнить свое назначенье.
Быть на глинистом срыве, упасть на глубокое дно,
    Видеть молча теченье.

После верхних ветров замечтаться в прозрачной среде.
    Никакого не ведать порыва.
И смотреть, как в Воде серебрится Звезда, и к Звезде.
    Наклоняется ива.

Я в лесу, бродя, увидел тайный склеп.
Постучал неосторожно в тот вертеп.
Вышли духи Говорят: Зачем стучал?
В круговом вертепе каждый мирно спал.

Встали духи, и глядят светло и зло.
Восемь было их, змеиное число.
Окружил меня враждебный этот хор.
С ним навеки неразлучен я с тех пор.

В чаще бродим мы, должны блуждать мы в ней.
Зацепляемся за все шипы ветвей.
Ходим всюду, но решением судеб
Каждый вечер мы приходим в круглый склеп.

И опять, едва забрезжит, мы идем.
Мы повторным устремляемся путем.
В миге зрячий, в сутках вечно взор наш слеп.
В круг вступив, мы возвращаемся в вертеп.

Что я, где я, все равно мне Я устал.
Я давно кукушку слушать перестал.
Где б я ни был, не пройдешь, кружась, вертеп.
Много ль жить мне, мало ль жить, предел мой – склеп.

Полюбите слезы, в вас воскреснет смех.
Прикоснитесь боли, удалится грех.
Помолитесь Ночи, вам сверкнет Заря,
С светлым, с темным сердцем светом говоря.
Прикоснитесь к Миру мыслию своей,
На касанье мысли – поцелуй лучей.
Поцелуй безгласный просиявших глаз,
Посмотревших ясно из души на нас.
Причаститесь боли, это верный путь,
Чтоб на вольной воле глубоко вздохнуть.

…Он упадал прорвавшимся лучом,
Он уводил в неведомые дали,
И я грустил, не ведая о чем,
И я любил влияние печали,
И плакали безгорестно глаза…

…Над скалистою страной,
Над пространством бледных вод,
Где с широкою волной
Мысль в созвучии живет,
Где химерная скала
Громоздится над скалой,
Словно знак былого зла,
Мертвый крик вражды былой…

…Хоть я любил тот край, там не было полян,
Знакомых с детства нам пленительных прогалин,
И потому, когда вечерний шел туман,
Я лунною мечтой был призрачно печален,
И уносился вдаль…

…Чей облик страшный надо мной?
Кто был убит здесь под Луной?
Кентавр? Поморский царь? Дракон?
Ты сон каких былых времен?
Чей меткий так был зол удар,
Что ты застыл в оковах чар?
Так в смертный миг ты жить хотел,
Что тело между мертвых тел,
Чрез сотни лет, свой лик былой
Хранит, взнесенный ввысь скалой…