Константин Бальмонт - Том 4. Стихотворения

Кто само-существует, тот пронзает
Вовне способность чувств, и человек
Вовне глядит, а не вовнутрь, на Самость.
От времени до времени, кто мудр,
От смертного желанья ускользает,
От внешнего свои отвлекши взоры,
Он созерцает Самость там внутри.
Глупцы бегут и следуют за внешним;
Споткнувшись, упадают в сеть они,
В обширность сети, распростертой Смертью;
Мудрец, познав бессмертье, достоверность,
Среди вещей неверных ничего
Не ищет здесь.
Тем, чем распознает он цвет и вкус,
Касанья, звуки, запахи, сплетенья,
Он знает этим все, что остается.
И это-то поистине есть То.
Он знает сон и бодрствованье знает,
Что в них, что в этой Самости великой,
Простершейся – как только это видит
Разумный, в нем печали больше нет.
Вкушающий прозрачный мед, он знает
Живую Самость в играх воплощенья,
Властителя того, что было, будет,
И от чего не прячется он больше.
И это-то поистине есть То.
В начале, на волнах пространства был он,
Восстал, из мысли власть свою исторгнув,
Окружным взором мерял мирозданье,
Вступивши в сердце, стал там нерушимо.
И это-то поистине есть То.
Как жизнь он существует, весь из власти,
Из сил, вступивши в сердце, там стоит он.
С созданьями живыми существует.
И это-то поистине есть То.
Всезнающий, в жару огня сокрытый,
Как матерью ребенок, им рожденный,
День изо дня людьми с рассудком зрячим
Лелеемый, людьми, чьи руки знают,
Как чтить огонь, осуществляя жертву.
И это-то поистине есть То.
Там, где закат, причина восхожденья,
То, почему восходит в блеске солнце,
То, от чего все силы происходят;
За грань чего ничто не перейдет.
И это-то поистине есть То.
То, что есть здесь, что истинно есть там;
Там будучи, что истинно есть здесь,
От смерти к смерти здесь внизу проходит,
Усматривая мнимые различья.
Там в Самости, в средине, Человек,
Чуть зримый, ростом малый, но владыка
Прошедшего и будущего он.
Пред ним скрываться истинный не хочет.
И это-то поистине есть То.
Чуть зримый, ростом малый, Человек,
Бездымному огню во всем подобный,
Грядущего и прошлого владыка,
Сегодня, завтра, будет тем же Самым.
И это-то поистине есть То.
Как воды, изливался в ущелье,
Бегут стремниной, мчатся по холмам,
Так тот, кто видит этих вод отдельность,
За видимым явлением бежит.
Как чистая вода, с водою чистой
Смешавшись, станет влагою одной,
Так ты, Начикетас, вливаясь в Самость
Того, кто мудр, узнал, в чем мудрость есть.

Есть некий храм одиннадцативратный,
Врата в нем – очи, слух, еще иные,
Владеет нерожденный им, сознанья
Прямого; им владея, человек
Уже не знает более печали.
Свободный от нея, свободен вправду.
И это-то поистине есть То.
Как движущий, живет Он в светлом небе,
Как светлый, между тучек Он сияет,
На алтаре горит Он, как огонь.
Как гость, как знатный гость живет Он в доме;
Живет Он в человеке, в людях, – в них
Он более живет, чем человек;
В эфире пребывает, в ритуалах;
Он те, что порождаются в воде,
И те, что рождены на темной суше,
И те, что порождаются в горах,
И те, что рождены чрез ритуалы,
Великий ритуал сам по себе.
Он вверх уводит верхнее дыханье.
Он нижнее дыханье вниз струит.
Все силы преклоняются с почтеньем
Пред малым, еле видным между них.
От воплощенных душ, еще стесненных
Телесностью, но чувствующих жажду
Повторную – от тела ускользнуть.
Есть нечто, что в скитаньях остается.
И это-то поистине есть То.
Не верхнее дыхание, чем смертный
Живет, и не дыханием он нижним
Живет, но тем, что оба их дает.
Старинную опять тебе я тайну
Скажу, Начикетас, как после смерти
То, что есть Самость, в мире существует.
Идут иные души в материнства,
На лоно, чтобы тело воспринять;
Другие же в недвижность переходят,
Согласно их деяньям, знанью их.
Тот Человек, что бодрствует, когда
Другие спят, свободный от желаний,
Тот истинно есть чист, и он есть Браман,
Бессмертным он правдиво наречен;
В Нем все миры содержатся; помимо
Него, ничто совсем не происходит.
И это-то поистине есть То.
Как пламя, хоть одно, вступая в мир,
Подобно многим ликам, будет в лике.
Так внутренняя Самость мирозданья,
Хотя одна, раз в лике – многолика,
И все ж она – без них, без всех, одна.
Как воздух, хоть один, вступая в мир,
Подобен многим ликам будет в лике,
Так внутренняя Самость мирозданья,
Хотя одна, раз в лике – многолика,
И все ж она – без них, без всех, одна.
Как солнце справедливое, глаз мира.
Глаз всех миров не тронут тьмою пятен,
Увиденных глазами в мире внешнем.
Единая та внутренняя Самость
Всех мирозданий не осквернена
Ничем из болей мира, потому что
Она всегда стоит особняком.
Единственный владыка мирозданья,
Он, внутренний, незримый, Сам, который
Единый лик являет многоликим,
И на Него, внутри себя, взирают
Все мудрые, и вечность благодати
Им надлежит, лишь им, а не другим.
Среди вещей не длящихся, одна
Сознательность разумных вечно длится.
Что смотрят на Него, внутри себя,
И благодать – лишь им, а не другим.
Они об этом мыслят, как о высшем.
Что вне всех слов и истинно есть То.
Не светит солнце там, луна и звезды.
Не светит там, конечно, и огонь.
Когда сияет Он, все Им сияют,
Во всем, что здесь светлеет, свет Его.