Константин Бальмонт - Том 4. Стихотворения

Люблю и майскаго жука,
И трепет грустнаго смычка,
Вечеровой напев стрекоз
О том, что лето пронеслось.

Я с каждым годом все светлей
Люблю летящих журавлей.
И я – случится – улечу
К недосяжимому лучу.

И это все, о, дальний мой!
Ты чаял повести иной?
Ты думал – дам тебе припасть
К вину, чье имя в мире страсть?

Но как же быть мне, сам реши.
Я вырос в ласковой тиши,
И первая моя любовь
Мне приказала: «Славословь!»

И славлю, славлю я с тех пор.
Из славы миру тку убор.
Я птичка-славка. Ты не знал?
Мой дух велик, хоть путь мой мал.

Я славлю мудраго Отца,
И тайный, добрый свет лица.
И ныне снова возвестил
Расцвет всех душ и свет всех сил.

Желанна Духу крепкая основа.
В доспехах тяжких – легкий витязь ум.
Лишь взяв размерный груз в глубокий трюм.
Корабль – владыка бешенства морского.

Нужна для таинств мощная дуброва,
Друиды в ней не праздный слышат шум.
Когда в пустыне яростный самум,
Верблюд и тюк – оплот и верность крова.

В незрячих днях иди к громадам гор,
И ты поймешь, устав алкать святыни,
Что для величья нужны нам твердыни.

Но только зовом правды честен спор.
Стремленье – жизнь, от века и доныне.
Острийным взбегом ввысь красив собор.

Острийным взбегом ввысь красив собор,
Его кресту, от Солнца дань привета,
Первее всех – мерцание рассвета,
В том сердце с Миром тайный договор.

Для храма – высь. Так было с древних пор.
Так будет впредь. От перваго завета
До песни, что мечтой еще не спета.
В том духу знак и в том душе убор.

Все выше, выше. Светлая отвага.
Всегда идти за дальнюю черту.
Высок, – узнай иную высоту.

Но не забудь: Верна земная тяга.
И знай, стремя к воздушному свой взор: –
Начало храма – каменный упор.

Начало храма – каменный упор,
И как бы в мире быть могло иначе?
Лишь в твердом обойму мои задачи,
Лишь в нем преоборю земной мой сор.

Дай мрамор мне. Из кедров дай мне бор.
И храм – мой дом. А пал он, – в горьком плаче
Прильну к стене последней наипаче,
К былой святыне проскользну как вор.

И буду биться, буду верить снова,
Под ликом разным, вечно – человек,
Индус ли, Русский, Эллин ли, Ацтек, –

Что Бог мой – Бог, и больше нет другого.
До Моря – ход всех многоводных рек.
Пред взрывом слов – вначале было Слово.

Пред взрывом слов – вначале было Слово,
Везде, во всем, согласное, одно.
Еще не различались высь и дно,
Еще в небесном не было земного.

Весь мир – блаженство брачнаго алькова,
Несчетность солнц и звезд – к звену звено.
Воспламененье, бег, веретено,
Безмерный гуд напева волевого.

Во всем, что небом стали звать потом,
Распространялось рдяное цветенье,
Из пламени горячие растенья.

Цветы из молний. Лепестковый гром.
И, вещий, я, испив вина живого,
Люблю разбег богатства травяного.

Люблю разбег богатства травяного,
Мне желтые и красные цветы
Суть тайнопись древнейшей темноты,
Пронзенной властью огненнаго зова.

От розы и от ландыша лесного
Доходит весть той цельной красоты,
Где в Вечном – Он, и мир, и я, и ты,
Где каждое мгновение медово.

Жужжанье пчел – Его доселе хор,
Начальность жизни в жаворонка влита,
О Нем шуршит приречная ракита.

Когда пою, веду с Ним разговор.
Гроза и вихрь – безсмертная мне свита,
Святая степь – душевный мой простор.

Святая степь – душевный мой простор,
С звенящими, как греза, ковылями,
С волнистым ветром, веющим стеблями,
Берущим их в мгновенный перебор.

Бегу тех мест, где каждый шаг – забор.
Не медлю ни в людской, ни в волчьей яме.
Я в вольном, голубом, округлом храме,
Где все цвета сплелись в один ковер.

Благодарю Всемирное Горенье,
Мне давшее негаснущую цель.
Я мысль. Я страсть. Я жизнь. Я взлет. Свирель.

Я – Божья правда радостнаго пенья.
А степь пройду, – найду иной простор,
Пою леса, поля, лазурь озер.

Пою леса, поля, лазурь озер,
Весенний взмет обильных рек в разливе,
Цвет золота разбросанный по иве,
Зеленовейных рощ резной узор.