Дмитрий Шестаков - Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Прошла, как сон благоуханный,
Их мимолетная любовь;
Опять покров лежит туманный,
И стынет зябнущая кровь.
Лишь иногда средь будней прозы,
В немой томительной тени,
Повеют вянущие розы,
Мелькнут утраченные дни…

Ты так находчиво флиртуешь,
Как будто искренно любя,
То манишь негой, то ревнуешь,
Но любишь, любишь ты себя.
И для соперников влюбленных
Не бережешь ты знойных чар,
И вот уж скоро ослепленных
Настигнет роковой пожар.

С твоим египетским браслетом,
С твоею русскою душой,
Ты смотришь догоревшим летом
И ранней осени зарей.
Гляжу в глаза твои большие,
Где зов довременного тих,
И вижу искры золотые
Мятежных снов, огней живых.

Ты хочешь старым амулетом
Свой ясный разум помутить.
Дитя мое, не верь поэтам,
Они обманут, может быть.
Я верю лишь во власть живую
Твоей младенческой мечты,
Как верю в правду роковую
Неотразимой красоты.

Цени болтливости припадки
В твоем усталом ворчуне:
Как с пароксизмом лихорадки,
Полжизни в них вернется мне.
Сквозь все житейские невзгоды,
Побалагурив налегке,
Они – разлившиеся броды
В давно мелеющей реке.

И так бывает в трудной жизни:
Уже спорится строгий труд,
Уже к таинственной отчизне
Всё ближе, ближе тесный путь.
Но клевета, но зависть злая
Вот-вот настигнут близ меты,
И сам услышишь, поникая,
Змеиный голос клеветы.

Инвалид на костылях,
Вижу прежние сраженья,
И биваки все в огнях,
И часы отдохновенья.
Слышу вальса томный зов,
Вихорь вьющегося зала,
И условный бой часов
В миг свиданья после бала.

Древность тем и хороша,
Что пред нею мы как дети,
Что бессильно к ней душа
Льнет сквозь прах тысячелетий,
Что какой-то дивный лик
Возникает там, чудесен,
И немой его язык
Вдаль влечет, как гений песен.

У вод медовых, в кущах муз
И я, друзья, летал пчелою,
И я познал живой союз
Покорной песни с красотою.
И я был легок и крылат,
И я доступен был творенью,
Едва бессмертные велят
Безумно вспыхнуть вдохновенью.

Сыздетства спутанных тропинок
Мне мил затейливый язык,
И в вашу комнату новинок
Вступать я бережно привык.
Гляжу признательно по полкам,
Впиваю бодрую струю,
И сколько там я тихомолком
Друзей и близких узнаю.

Как хорошо знакомый том
Найти в библиотеке дачной,
В забытом уголке лесном,
Без корок, без одежды брачной.
Как речи милые давно
Живой и тайной страстью вспыхнут,
Когда сосна стучит в окно
И шумы дня в молчаньи тихнут.
И мысли стройной красота
С ночной сольется красотою,
И эта дивная чета
Потянет думу за собою.

Друг, не хули его гравюры:
У ней так четки все черты,
И толстощекие амуры,
И бледнолицые цветы.
У ней, жеманницы гостиных,
Такой изысканный наряд,
И серый пепел кос недлинных,
И затаенной неги взгляд.

Ей только третий год, а мне-то…
И все ж, доколе бог велит,
Судьба усталого поэта
Над черной пропастью хранит.
Над пропастью, куда, как ветки,
По легкой воле ветерка,
Скользят и дни, и пятилетки,
И грузно рушатся века.

Еще одна допела лира.
Какая боль, кому пришлось
Из светлого земного пира
Переступить в ночной хаос.
Иль наши горести как тени,
И точно тщетный всплеск кадил
В огне негаснущих прозрений,
В заре непознанных светил?..

Века скользят, а всё она
Жива, могила Тамерлана,
Как будто вечность суждена
Мечте кочевника-титана.
Стоит под куполом глухим
На зное юга над песками,
Навстречу мертвым и живым
Взирая мертвыми очами.
«Всё миновало, всё прошло,
Всё тлен пред вечностью моею,
Я жизнь и смерть, добро и зло
Переживу и одолею».