Максим Рыльский - Стихотворения и поэмы

Наша смена докосила,
Нашу смену отдых ждет…
Где же твой платок красивый,
Как гвоздика? Где цветет?

Ты целый день копнила на лужок
Вином и медом пахнущее сено,
И зной без всякой жалости обжег
Открытое без умысла колено.

Устала ты. Повеяло дымком.
Окликнут скоро ужинать, родная.
Мы вместе… Кто-то плещется веслом.
«Люблю… А ты?» — «Не спрашивай, ведь
знаешь!»

Ой, земля, вся нарядная,
В голубом — берега!
Исполинскими пятнами
Зеленеют луга.

Весь работой обласкан я —
Сотни радостных кос…
От платка ярко-красного
Ветер песню принес.

Для ребенка мир кончается
За соседним частоколом,—
Был в стихах Мицкевич прав:
Грядка, матери рукав
И цветы кружком веселым, —
Дальше сказка начинается.

Был для дикаря простор
Прежде отделен рекою,
Тьмой вершин, лесов громадою…
Он за них и не заглядывал,
Даль казалась сказкой злою,
Огражденной цепью гор.

Паруса подняв наивные,
Мореплаватель под ними
Сине море переплыл, —
А вернувшись, расстелил
Перед близкими своими,
Словно коврик, сказку дивную.

Был не сразу мир открыт,
Как страницы книги вещей,
Человеческому мужеству…
Ныне, со своим содружеством,
Здесь, где лед во тьме зловещей, —
Весь огонь и смелость — Шмидт!

Стратосфера подчиняется
Нашей общей воле властной,
Нашей мысли и рукам…
Где предела нет мирам,
Там, за горизонтом ясным,
Наша сказка начинается!

На синих кручах над Днепром,
В плаще былой старинной славы,
Он сторожил сундук свой ржавый
С давно слежавшимся добром.

Прикрыв монашьим клобуком
Наживы, грабежи, погромы,
Он измывался над рабом
И красил кровью стен изломы.

Меж ветхих кровель из соломы,
Меж трудно поднятых полей
Вздымались храмы и хоромы
Глухим виденьем старых дней.

И вновь о праве палачей,
О святости удавьих правил,
О непреложности цепей
Герольд подкупный лгал и славил.

И поп за них молебны правил,
И неба мутное стекло
Докучный фимиам кудрявил,
И молча раб клонил чело.

Но всё росло, росло, росло,
Чтоб мощным стеблем стать в грядущем,
Зерно, что из глубин взошло,
На страх, на горе власть имущим,

На радость нивам, селам, пущам,
На процветание городов.
И не лучом быстробегущим
Светил тот стебель в даль веков.

О нет! Сквозь ряд былых гробов,
Сквозь ад унылых желтых тюрем,
Сквозь муки, войны, кровь рабов,
Сквозь ночи с их лицом понурым,

Над кругом стен вставая хмурым,
Он рос, и там, где кровь текла,
Навстречу животворным бурям
Багрянцем роза расцвела.

От города и до села
Ростки росли всё непреклонней,
И к своему исходу шла
Ночь в хрипах яростных агоний.

Но долго, долго ржали кони,
Не умолкал доспехов гром,
И в этом лязге, в этом стоне
Склонялись всадники челом.

Когда ж горячим рукавом
День стер туманы вековые,
Погиб — и вновь родился Киев
На синих кручах над Днепром.

Взлелеянный в тиши певучей
Садов и поседелых хат,
Как полюбил я улиц кручи,
Уступы каменных громад,
Где всё влечет тебя куда-то
Извечной тайною своей,
Где за оградами церквей,
Разинув клювики, галчата
Вовсю от счастья жить кричат,
Где, не сгораючи, горят
Каштанов розовые свечи,
Где ночи как влюбленных речи!

По-новому воспеть в стихах
Хотел я с силой неуемной —
В вечерних трепетных огнях
Улыбки женской отблеск томный,
И искорки голубизны,
Что высекает зорь огниво,
И ночи праздник прихотливый —
Прибой немолкнущей волны,
Базары в пестряди осенней,
Влюбленных слившиеся тени, —
Всё, что вокруг мы видим все,
Во всей представшей нам красе.

Что ж, был, признаться, молодым я,
А в эту пору, как ни мерь,
Звучали тон, и звук, и имя
Иначе, чем звучат теперь:
Ведь, зовом сердца увлеченный,
Легко, по молодости, я
В те дни за пенье соловья
Принять мог хриплый крик вороны;
Но всё ж, друзья, когда б весь свет
Таким же, как во цвете лет,
С такой же яркостью и силой
Был виден нам вплоть до могилы!