Максим Рыльский - Стихотворения и поэмы

Тристан коня седлает,
Он едет в дальний путь.
Воро́н крикливых стаи
Когтят тревогой грудь.

Изъяна нет ли в луке,
Надежен ли шелом?..
В слезах, Изольда руки
Ломает за окном.

И всё ж в лазурь, как птица,
Летит душа ее,
И сон ей новый снится,
И небо золотится —
И золотит копье.

Наше брачное ложе душистые розы укрыли,
Светел Киприды над ним благожелательный лик.
В дар принесли мы богине смоквы медвяно-златые
Черный как смоль виноград и молодых голубей.

Солнце опустится в море, дыхание роз воскурится,
Руки к рукам припадут, жадно сольются уста…
Дай же нам силы, богиня, на труд вековечно прекрасный,
Дай в осиянную ночь мудрого сына зачать!

Гром отгремел, и покоя истомою сладкой
Веет от вишен в цвету, от раздобревшей земли.
Нежные девичьи перси отдай поцелуям,
Влажные губы свои в милом блаженстве раскрой!

Гром отгремел, соловей заливается, кони
Хрипло заржали во мгле. Счастьем наполнено всё,—
И по земле небожители ходят благие:
Пан со свирелью своей, с чашей в руках Дионис.

Зевсова дочь, ты всего в этот миг нам дороже!
Пусть был разрушен во прах из-за тебя Илион,
Пусть по-земному изменчива ты. Будет всё же
Благословенна любовь — эта корона корон.

Звякнул повернутый ключ. Одиночество тихой рукою
Теплит лампаду мою и раскрывает тетрадь.
Тощий цветок у окна исполинским растет баобабом,
По затененной стене дивный проходит корабль.

Словно сквозь воду, мне слышатся крики
пришельцев-матросов.
Ветер прозрачный меня трогает влажным крылом,
Он паруса оживляет, расшитые шелком горячим,
Веет с далеких земель запахом редкостных трав.

Сколько лет ни пройдет — будет, сидя над кручею,
Дева гребнем златым нас прельщать
И глазами зелеными, песней тягучею
Безнадежность и рай обещать.

Сколько лет ни пройдет — под осенними зорями
Умирать будет в счастье пловец,
И под песню ее доберемся до моря мы,
Чье названье — конец.

Древний высохнет Рейн, сгинуть лесу прибрежному,
Небо вещее вычернит дым,
Но прельщать будет братьев-поэтов по-прежнему
Дева чудная с гребнем златым.

Мороз! Ты — как душа парнасского певца.
Подобно ей, таишь в своих кристаллах
И вздохи вод, и ропот трав усталых —
Всё, от чего меняются сердца.

Кто угадает за покоем граней
И непорочных голубых тонов
Весенний гомон заливных лугов,
Дни летних гроз и осени сгоранье?

Я на стуле еду по Сахаре,
Я из палки целюсь в пеликана,
Я купаюсь в пенной Ниагаре,
На доске плыву по океану.

Был вчера я лоцманом. Всей силой
Волны шли темно-зеленой лавой,
А сегодня я хозяин виллы,
Где в саду разгуливают павы.

Завтра собираюсь я в пампасы,
Где бизоны бродят табунами,
И готовлю с вечера припасы:
Козий сыр и мясо с сухарями.

А Ясько́ мне точит томагаук
И ворчит, склонившись над винтовкой:
«Говорят, бизон не для забавы,
А пампасы — это ведь не Бровки».

Бывает день: в тумане перекресток,
Сады, леса. Заплакано окно.
А всё душа играет, как подросток,
Как свежее вино.

Коней впрягает цугом в колесницу,
Как бы Ахилл, звенит тугим бичом
И рассекает будней вереницу
Сверкающим мечом.

И выезжает в степь. Ярятся кони,
И в небе молнии блеснул зигзаг, —
И войско видно вдруг из-под ладони,
Как будто спелый мак.