Снимают шапки, стаканы берут,
В благоговенье тихо сидят.
Потом за погибшего молча пьют
И хлеб священный вином кропят.
1945
266. Моя нирвана*
Перевод Вс. Рождественского
Наедине с самим собой
Я живу в лесной тишине.
Моя хижина в самой глуши,
Где журчит прозрачный ручей.
Погруженный в раздумья свои,
Я живу в глухой тишине,
Где ликует душа, на сердце покой,
Где нет больше гнета страстей.
За пределами мира земного,
В безграничных просторах мечты,
Я живу в бесконечном и вечном,
Без горя и слез.
1945
267. «Жизнь — краткий сон, прошла — и нет следа…»
Перевод К. Арсеневой
Жизнь — краткий сон, прошла — и нет следа,
Всё преходяще — гаснет и звезда.
И человек — что горсточка песка.
Лишь скорбь его, как вечность, глубока.
9 ноября 1947 Ереван
268. Авику
Перевод В. Звягинцевой
Пусть будет прям всегда твой путь.
Будь справедлив и честен будь.
Горячей, доброю душой
Люби весь этот мир большой.
Люби товарищей своих,
Всегда будь радостью для них.
В беде от друга не беги,
Ему, чем можешь, помоги.
И до конца счастливых дней
Будь предан родине своей,
Ее защитой верной будь.
И если ты когда-нибудь
Пойдешь на подвиг для нее —
Не возгордись, дитя мое:
Ты только долг исполнишь свой.
Иди ж дорогой трудовой
И с чистой совестью живи
Для мира, счастья и любви.
Когда ж умру я, ты один
К моей могиле подойди
И помолчи над ней, грустя,
Любимое мое дитя.
1954 Ереван
269. «Страдал я в этом мире зла, печали…»*
Перевод Вс. Рождественского
Страдал я в этом мире зла, печали
И много пролил слез из-за него.
Но те глаза, какие слез не знали,
Не видят в этом мире ничего.
1955
270. Скиталец-сын
Перевод Вяч. Иванова
С посохом в руке дрожащей, удручен, согбен, уныл,
После долгих лет, скиталец, я завидел милый дол.
Перешел семь гор высоких, семь морей я переплыл.
Всё утратил, нищий странник, но до родины добрел.
Подходя к селенью с сердцем, переполненным тоской,
За околицею, в поле, друга детства повстречал.
«Старина, — вскричал, — бог помочь! Узнаешь, кто я такой?
Изменился?» Мой товарищ поглядел и промолчал.
Мерю улицу клюкою. Вот и милый частокол.
И сама, с душистой розой, показалась у крыльца.
«Здравствуй, — молвил я, — сестрица! Бог нам свидеться привел».
Отвернулась, отмахнулась от бродяги-пришлеца.
Никну ниже я. Родную вижу хижину, и тын,
И старуху мать. «Хозяйка, гостю на ночь дай приют!»
Содрогнулась и всплеснула мать руками: «Как ты тут? —
И ко мне в слезах прильнула: — Сын мой милый! Бедный сын!»
1902 Шуша
271. Мать**
(Ширакское предание)
Перевод А. Сендыка
Едва осенние леса
Продрогнут в сырости ночной,
Едва по вымокшим полям
Завьется ветер ледяной,
Всплывает в памяти моей
О старой матери рассказ, —
Ведь, может быть, как прежде с ней,
С другой обходятся сейчас.
И где-то страшные дела
Свершаются рукою зла.
Бог знает где, бог весть когда
У сына в доме мать жила.
Согнули старую года,
Слепа, глуха она была,
С советами не смела лезть,
Ходила тихо, словно тень,
Не дашь — так не попросит есть
И только молится весь день.
А вот невестке мать — беда:
«Свалить бы с плеч проклятый груз, —
Хозяйство гибнет, да куда —
Я за подол ее держусь.
Чем ни корми, всё плохо ей,
Хулит, клянет свое житье,
На шее сидя на моей.
Давно бы выдворить ее».
— «Но я ведь — кровь ее и плоть», —
Пытался спорить сын с женой. —
«Не стерпит этого господь.
О боже, сжалься надо мной».
Но с каждым часом злей жена.
Знай пилит мужа ночь и день:
«При доме злыдня не нужна,
Куда-нибудь старуху день».
То выла подлая как зверь,
То принималась косы рвать,
И как-то раз открыла дверь
И завопила: «Выбрось мать,
Не то уйду из дома я
И буду всюду день-деньской
Кричать, что гибнет, мол, семья,
А муж мой любится с другой».
Несчастный сын, кляня судьбу,
Старуху затолкал в мешок
И к лесу на своем горбу
Мешок из дома поволок.
Понурив голову, он шел,
Всё думал, чем в беде помочь.
А путь был долог и тяжел,
А с черных туч спускалась ночь…
В лесную чащу, в глубину,
В кромешной тьме принес он мать
И там под деревом одну
Ее оставил умирать.
Был страшен посвист ветровой
И воя волчьего тоска.
Решился сын идти домой,
Но вдруг услышал из мешка:
Читать дальше